Борис ИГНАТЬЕВ: «В «Динамо» нашел то, чего нет в большей части российских команд — ощущение семьи»

Вашему вниманию вторая часть интервью с одним из тренеров киевского "Динамо" Борисом Игнатьевым. Первая часть беседы с российским специалистом была опубликована на нашем сайте вчера. — Гляжу на вас, Борис Петрович — и не верится, что в декабре вы отпраздновали 70-летний юбилей. Что помогает сохранять физическую форму? — Ничего сверхъестественного для этого не требуется. Надо жить полнокровной жизнью, но главное — иметь интересную работу, которая поднимает тонус и дает положительные эмоции. Тогда организм сам выдает дополнительные ресурсы, о существовании которых ты, может, и не догадывался. Вот просыпаешься утром — и знаешь, что заниматься сегодня бу­дешь любимым делом, которое тебе по душе. Нет ничего хуже безделья, когда сидишь и ломаешь голову — чем бы себя занять. — Вы признавались, что никогда не курили, но в командах, с которыми довелось работать, бывали игроки, позво­лявшие себе выкурить на досуге сигарету-другую, а то и пачку. Как отучали их от пагубной привычки — уговорами, штрафами? — Да никак на самом деле не отучал. В любой команде существует свод правил, и если, к примеру, футболист нарушает дисциплину на глазах у всех — в отеле, допустим, или же на базе, наказание следует неотвратимо. Но никакие ду­шеспасительные беседы не помогут, если человек пожелает закурить не публично. — Я ведь не случайно спросил о курении. Накануне выхода "Динамо" из зимнего отпуска одна желтая газета помес­тила снимок Артема Милевского с сигаретой, но Юрий Семин сказал, что это дело футболиста, как проводить свое свободное время. Важно, чтобы не отражалось вольное поведение на тренировочном процессе, а в нем этот фор­вард — среди лидеров. — Полностью согласен. Вот если игрок станет отдаваться делу на поле — что в матче, что на тренировке — не так, как от него ожидают, ему на несоблюдение режима укажут. И, может, даже накажут рублем или в данном случае гривной. А если работает в интересах команды, не вызывая никаких нареканий, воспитательные беседы пользы определенно не принесут. — Вместе с тем, еще поэт заметил: "Да, были люди в наше время...". Футболисты прежних поколений, случалось, и выпить могли, и дымили прилично, но на поле отрабатывали за десятерых. — Футбольный век эти соблазны укорачивали что тогда, что сейчас. Иное дело, что игра нынче стала другой — выше и скорости, и физические нагрузки. Мы о таких даже не помышляли. Былой футбол и нынешний — это примерно как "Москвич" и "Мерседес". Не сопоставимые просто величины. Сегодня выпасть из тренировочного процесса, дать себе слабину чревато — догнать тех, кто не позволял себе вольностей, бывает крайне сложно. — С Семиным вы дружны с тех времен, когда вместе помогали Павлу Садырину в сборной России? — Знакомы-то были и раньше — вызывал его игроков в юношескую сборную, и он держал со мной постоянный контакт. Интересовался, как там ребята, давал нужную информацию. Но по-настоящему, вы правы, сошлись именно работая с Садыриным. — Неужели ни разу с тех пор не ссорились? — Без разногласий, само собой, не обходилось. Ведь истина, как известно, рождается в споре, и мы с Семиным пони­маем, что дискуссии — только на пользу делу. Конкретных примеров, уж извините, не приведу — это наша внутренняя кухня. — Случается, что коллега по итогам спора принимает вашу точку зрения? — Бывает по всякому, но последнее слово всегда, разумеется, за главным тренером. На нем ответственность за результат, а моя задача — высказав свою точку зрения, подтолкнуть его к решению, которое было бы лучше для команды. — Вы ведь и с Валерием Лобановским как-то спорили. Читал, что в бытность тренером юношеской сборной СССР не­редко бывали на его тренировках в Новогорске и в Конча-Зас-пе, и когда он сказал вам, что необученным игрокам в командах мастеров не место, возразили: мол, обучать футболистов надо на любом уровне. — Я тогда приехал в Киев посмотреть на тренировки "Динамо". Валерий Васильевич на вечернем занятии дал дублерам точно такие же упражнения, что и основному составу, а молодые ребята с задачей не справлялись. Вот тогда Лобановский мне и сказал: дескать, этих ребят проще заменить, чем учить тому, что ему казалось азами. С позиции стоявших перед командой задач мэтр считал это недопустимой тратой времени: приходить к нему должны только готовые игроки, которых остается лишь направить тактически в нужное русло. Как тренер юношеской сборной, я смотрел на ситуацию несколько иначе, так как считал, что задача моей команды — воспитание кадров для главной команды страны. — Лобановский прислушивался к чужому мнению? — Мы с ним немало общались, и мне импонировала его манера поведения и разговора, но главное — его доступность. Мы-то, молодые тренеры, смотрели на него как на бога, а он — никогда не отказывался разъяснить нам суть того или иного футбольного явления, всегда был готов изложить свои взгляды на эволюцию современной игры. В принципе, методика Вячеславом Колосковым тогда была выстроена правильная: на тренировках национальной сборной всегда присутствовали наставники сборных ниже рангом. После каждого занятия либо Симонян, Морозов или Мосягин, либо сам Лобановский рассказывали нам о целях и задачах тренировки, что удалось в ее ходе, а что нет. Мало того, Васильич нас пытал: что понравилось, что не понравилось. А потом подводил итог: тут вы, ребята, попали в точку, а тут ошибаетесь. Так мы и учились, опираясь на разговоры с большим мастером. — Возвращаясь к режиму: вы рассказывали, что в Эмиратах, где работали с клубом, у вас был вратарь, закрутивший ро­ман с советской танцовщицей из приехавшего на гастроли пермского ансамбля и пропавший на неделю. Восток дело тонкое? — Не знаю как сейчас, но тогда, в конце восьмидесятых, футболисты в арабских странах, хоть и числились профес­сионалами, в действительно профессиональном отношении к делу понимали мало. Игроки могли прийти на тренировку или на матч, а могли запросто их проигнорировать. Наказания, конечно же, следовали, но в силу того, что по жизни в этой стране достаточно богатые люди, штрафы для них — что слону дробина. А тот вратарь и в самом деле попал под чары наших женщин — тогда они были на востоке в диковинку. Меня же его отношение к работе шокировало: парень считался основным вратарем. Пришлось ставить запасного — и, между прочим, тот достаточно долго оставался на первых ролях. Пока и сам что-то не натворил и не был убран из клуба президентом. Деталей не знаю -меня к таким нюансам не подпускали. — Это, полагаю, далеко не единственное проявление восточной специфики, с которым вам довелось столкнуться. — Многое удивляло. Скажем, провожу разбор игры, а один футболист вдруг запускает в другого тяжеленной такой пе­пельницей. Хорошо, что в плечо попал, а не в голову. Не сразу понял, в чем дело, а узнав — был шокирован. Оказалось, бросавший, слушая меня, чем-то еще параллельно занимался, а другого это рассмешило. Тот парень оказался с гонором и насмешки не простил. — А если бы история с вратарем, о которой мы говорили, случилась в вашей команде в России или в Украине — что бы предприняли? — Дело бы точно штрафом не ограничилось. Исходили бы из прописанных в его контракте санкций и уровня футболиста. Принимали бы во внимание, какую роль он играет в клубе, насколько колоритной в футбольном смысле личностью является. Раньше-то можно было просто отчислить человека — и дело с концом. Никакие компенсации и неустойки платить не приходилось. Теперь все не так. — Однако и прежде на колоритность, как вы сказали, обращали внимание... — Это не секрет. В знаменитой "команде лейтенантов" ЦДКА был, скажем, Демин: он мог пить четыре дня в неделю, а в пятницу — появлялся и творил на поле чудеса. С футболом, правда, ему пришлось закончить до срока, но это — обычная история для того времени и такого отношения к своему организму. — Среди игроков, не раскрывших свой талант в полной мере, вы как-то назвали Олега Саленко. Трудно представить, какой же была его максимальная планка, если даже не достигнув ее, он стал лучшим бомбардиром ЧМ-1994. — Олег был замечательным футболистом. Большим мастером, если хотите. Имел, как мне кажется, все шансы продлить спортивный век, но, чувствуя, как щедро природа наделила его талантом, особо и не стремился ей помогать. А мог ведь еще играть и играть. Известны и противоположные примеры. Блохин свой прощальный матч провел в 37, был признан луч­шим футболистом Европы, так долго оставался на вершине в Союзе. Бывая на тренировках сборной СССР, замечал, как серьезно он относился к своей работе. Поясню: в футболе, на мой взгляд, работа определяется не беготней на протяжении девяноста минут, а ощущением конкретного эпизода и вложением в него души. Саленко, видимо, не считал это нужным, поскольку на фоне партнеров ему порой было достаточно и 80 процентов от общего потенциала. — Вы в Киеве с ним встречались? — В этот раз нет, но не так давно мы общались в Москве на ветеранском турнире памяти Виктора Маслова. Зашел в раздевалку, пообщался с ребятами. — Трудно представить, что ваша тренерская карьера измеряется почти четырьмя десятками лет: работать вы начали в неполные 33 года, а документы в ВШТ, где учились с такими глыбами как Яшин, Иванов, Царев, Кесарев подали еще в 27, в бытность игроком. Давно ли вывели для себя формулу, что тренировать надо только там, где получаешь от этого удовольствие? — В самом начале, когда только стал вникать в суть профессии, конспектируя за тренерами различные упражнения. Мотал их науку на ус, что-то для себя переосмысливал. И вывод, мною сделанный, таков: не стоит зацикливаться на ранге команды, с которой работаешь. Намного важнее, комфортно ли чувствуешь себя в ней. Скажем, после сборной я пошел в третий российский дивизион, хотя имел множество предложений. Принял "Торпедо-ЗИЛ" — и вывел его шаг за шагом в элиту. Каких-то особых денег там не было — пусть говорили, что Игнатьев погнался за длинным рублем. Был прекрасный директор автозавода имени Лихачева, сказавший: у нас есть все условия, свой стадион, база, болельщики. Не хватает хорошей команды, но у вас, думаю, получится ее создать. — В Киеве вы получаете удовольствие от работы? — А как же иначе! Когда покидал "Динамо" в 2009-м, так друзьям и говорил: ухожу с комфортного места. Здесь нашел то, чего нет в большей части российских команд — ощущение семьи. Инфраструктура, к тому же, у клуба на зависть, ответственные за развитие футбольного направления люди знают свое дело досконально. При этом не переступают грань между компетенцией менеджера и тренера, не позволяют себе ни при каких обстоятельствах вмешиваться в работу наставника или давать ему пустые советы. В "Локомотиве", например, дело обстояло иначе. — Смородская вмешивалась в тренировочный процесс? — Нет, в организационный. Например, могла прийти и сказать, что для восстановления сил после матчей игрокам не­пременно нужно есть кашу и получать таким образом углеводные инъекции. К сожалению, госпожа президент не представляла себе в полной мере значение недельного цикла, восстановительного процесса... Да, впрочем, не в методике дело — есть же в конце концов отвечающий за результат главный тренер, врач, профессионально все эти тонкости знающий. — Мирча Луческу сказал, что на месте Семина не вернулся бы в команду, где уже работал, потому что на него смотрели бы как на потенциального мессию. У вас не было сомнений, когда Семин вновь позвал в Киев? — Сколько людей, столько и мнений. Кто-то считает, что в одну реку нельзя войти дважды, кто-то не видит в повторении пройденного никакой проблемы. В возвращении на прежнее место есть множество положительных сторон: не нужно время на адаптацию, есть четкое представление о возможностях большинства игроков и том, как с ними работать. Скажем, Лобановский тоже возвращался в "Динамо" после дальних странствий — и ведь результата добился фено­менального. После него до полуфинала Лиги чемпионов из постсоветских клубов никто не доходил. — В вашей карьере самой печальной вехой, мне кажется, была ничья 4:4 и поражение по пенальти с Нигерией в чет­вертьфинале юношеского чемпионата мира-1989, когда вы за двадцать минут до конца вели со счетом 4:0. Поговаривают, что тот результат — вовсе не досадная случайность, хотя вас и упрекали в замене накануне пе­реболевшего ангиной Сергея Кирьякова. — Любой отрицательный результат — это промах тренера. Говорю это искренне, не пытаясь укрыться за красивыми словами. После того нашего злополучного проигрыша собрался тренерский совет, и Андрей Петрович Старостин бросил мне тот самый упрек: мол, не следовало менять нападающего. Но я же его не защитником заменил! В пару к Саленко выпустил Юру Никифорова -большого мастера. Но в результате нам просто фатально не повезло. Представьте: соперники били с 30 метров — и забивали! — Вы как-то вспоминали, что в 80-х ваши игроки на турнире в Гонконге договорились с местными "жучками", державшими тотализатор — и при мизерных суточных привезли в аэропорт перед вылетом коробки с какой-то невиданной в Союзе техникой. Часто ли вам доводилось сталкиваться с матчами, в которых результат, скажем так, был задан заранее? — Какие вы интересные детали из моей жизни знаете — я их и сам, если честно, успел позабыть. А сомнительные игры и результаты случались, конечно. И сейчас бывают. Только обсуждать их мне, право слово, не хочется. Я ведь дипломат по натуре, а тут рискую людей лишний раз обидеть. — Надеюсь, я не обижу вас, если спрошу, какова судьба запонок, в свое время подаренных Жоао Авеланжем на том са­мом юниорском чемпионате мира? — Президенту ФИФА очень нравилась игра нашей сборной — вот он и решил отметить тренера. А запонки, которые я от силы два раза надевал, не сохранились: торопился я как-то на день рождения одного большого человека, а подарить было нечего. Упаковал их — и преподнес. Именинник остался доволен...  
Вашему вниманию вторая часть интервью с одним из тренеров киевского "Динамо" Борисом Игнатьевым. Первая часть беседы с российским специалистом была опубликована на нашем сайте вчера.
— Гляжу на вас, Борис Петрович — и не верится, что в декабре вы отпраздновали 70-летний юбилей. Что помогает сохранять физическую форму?
— Ничего сверхъестественного для этого не требуется. Надо жить полнокровной жизнью, но главное — иметь интересную работу, которая поднимает тонус и дает положительные эмоции. Тогда организм сам выдает дополнительные ресурсы, о существовании которых ты, может, и не догадывался. Вот просыпаешься утром — и знаешь, что заниматься сегодня бу­дешь любимым делом, которое тебе по душе. Нет ничего хуже безделья, когда сидишь и ломаешь голову — чем бы себя занять.
— Вы признавались, что никогда не курили, но в командах, с которыми довелось работать, бывали игроки, позво­лявшие себе выкурить на досуге сигарету-другую, а то и пачку. Как отучали их от пагубной привычки — уговорами, штрафами?
— Да никак на самом деле не отучал. В любой команде существует свод правил, и если, к примеру, футболист нарушает дисциплину на глазах у всех — в отеле, допустим, или же на базе, наказание следует неотвратимо. Но никакие ду­шеспасительные беседы не помогут, если человек пожелает закурить не публично.
— Я ведь не случайно спросил о курении. Накануне выхода "Динамо" из зимнего отпуска одна желтая газета помес­тила снимок Артема Милевского с сигаретой, но Юрий Семин сказал, что это дело футболиста, как проводить свое свободное время. Важно, чтобы не отражалось вольное поведение на тренировочном процессе, а в нем этот фор­вард — среди лидеров.
— Полностью согласен. Вот если игрок станет отдаваться делу на поле — что в матче, что на тренировке — не так, как от него ожидают, ему на несоблюдение режима укажут. И, может, даже накажут рублем или в данном случае гривной. А если работает в интересах команды, не вызывая никаких нареканий, воспитательные беседы пользы определенно не принесут.
— Вместе с тем, еще поэт заметил: "Да, были люди в наше время...". Футболисты прежних поколений, случалось, и выпить могли, и дымили прилично, но на поле отрабатывали за десятерых.
— Футбольный век эти соблазны укорачивали что тогда, что сейчас. Иное дело, что игра нынче стала другой — выше и скорости, и физические нагрузки. Мы о таких даже не помышляли. Былой футбол и нынешний — это примерно как "Москвич" и "Мерседес". Не сопоставимые просто величины. Сегодня выпасть из тренировочного процесса, дать себе слабину чревато — догнать тех, кто не позволял себе вольностей, бывает крайне сложно.
— С Семиным вы дружны с тех времен, когда вместе помогали Павлу Садырину в сборной России?
— Знакомы-то были и раньше — вызывал его игроков в юношескую сборную, и он держал со мной постоянный контакт. Интересовался, как там ребята, давал нужную информацию. Но по-настоящему, вы правы, сошлись именно работая с Садыриным.
— Неужели ни разу с тех пор не ссорились?
— Без разногласий, само собой, не обходилось. Ведь истина, как известно, рождается в споре, и мы с Семиным пони­маем, что дискуссии — только на пользу делу. Конкретных примеров, уж извините, не приведу — это наша внутренняя кухня.
— Случается, что коллега по итогам спора принимает вашу точку зрения?
— Бывает по всякому, но последнее слово всегда, разумеется, за главным тренером. На нем ответственность за результат, а моя задача — высказав свою точку зрения, подтолкнуть его к решению, которое было бы лучше для команды.
— Вы ведь и с Валерием Лобановским как-то спорили. Читал, что в бытность тренером юношеской сборной СССР не­редко бывали на его тренировках в Новогорске и в Конча-Зас-пе, и когда он сказал вам, что необученным игрокам в командах мастеров не место, возразили: мол, обучать футболистов надо на любом уровне.
— Я тогда приехал в Киев посмотреть на тренировки "Динамо". Валерий Васильевич на вечернем занятии дал дублерам точно такие же упражнения, что и основному составу, а молодые ребята с задачей не справлялись. Вот тогда Лобановский мне и сказал: дескать, этих ребят проще заменить, чем учить тому, что ему казалось азами. С позиции стоявших перед командой задач мэтр считал это недопустимой тратой времени: приходить к нему должны только готовые игроки, которых остается лишь направить тактически в нужное русло. Как тренер юношеской сборной, я смотрел на ситуацию несколько иначе, так как считал, что задача моей команды — воспитание кадров для главной команды страны.
— Лобановский прислушивался к чужому мнению?
— Мы с ним немало общались, и мне импонировала его манера поведения и разговора, но главное — его доступность. Мы-то, молодые тренеры, смотрели на него как на бога, а он — никогда не отказывался разъяснить нам суть того или иного футбольного явления, всегда был готов изложить свои взгляды на эволюцию современной игры. В принципе, методика Вячеславом Колосковым тогда была выстроена правильная: на тренировках национальной сборной всегда присутствовали наставники сборных ниже рангом. После каждого занятия либо Симонян, Морозов или Мосягин, либо сам Лобановский рассказывали нам о целях и задачах тренировки, что удалось в ее ходе, а что нет. Мало того, Васильич нас пытал: что понравилось, что не понравилось. А потом подводил итог: тут вы, ребята, попали в точку, а тут ошибаетесь. Так мы и учились, опираясь на разговоры с большим мастером.
— Возвращаясь к режиму: вы рассказывали, что в Эмиратах, где работали с клубом, у вас был вратарь, закрутивший ро­ман с советской танцовщицей из приехавшего на гастроли пермского ансамбля и пропавший на неделю. Восток дело тонкое?
— Не знаю как сейчас, но тогда, в конце восьмидесятых, футболисты в арабских странах, хоть и числились профес­сионалами, в действительно профессиональном отношении к делу понимали мало. Игроки могли прийти на тренировку или на матч, а могли запросто их проигнорировать. Наказания, конечно же, следовали, но в силу того, что по жизни в этой стране достаточно богатые люди, штрафы для них — что слону дробина.
А тот вратарь и в самом деле попал под чары наших женщин — тогда они были на востоке в диковинку. Меня же его отношение к работе шокировало: парень считался основным вратарем. Пришлось ставить запасного — и, между прочим, тот достаточно долго оставался на первых ролях. Пока и сам что-то не натворил и не был убран из клуба президентом. Деталей не знаю -меня к таким нюансам не подпускали.
— Это, полагаю, далеко не единственное проявление восточной специфики, с которым вам довелось столкнуться.
— Многое удивляло. Скажем, провожу разбор игры, а один футболист вдруг запускает в другого тяжеленной такой пе­пельницей. Хорошо, что в плечо попал, а не в голову. Не сразу понял, в чем дело, а узнав — был шокирован. Оказалось, бросавший, слушая меня, чем-то еще параллельно занимался, а другого это рассмешило. Тот парень оказался с гонором и насмешки не простил.
— А если бы история с вратарем, о которой мы говорили, случилась в вашей команде в России или в Украине — что бы предприняли?
— Дело бы точно штрафом не ограничилось. Исходили бы из прописанных в его контракте санкций и уровня футболиста. Принимали бы во внимание, какую роль он играет в клубе, насколько колоритной в футбольном смысле личностью является. Раньше-то можно было просто отчислить человека — и дело с концом. Никакие компенсации и неустойки платить не приходилось. Теперь все не так.
— Однако и прежде на колоритность, как вы сказали, обращали внимание...
— Это не секрет. В знаменитой "команде лейтенантов" ЦДКА был, скажем, Демин: он мог пить четыре дня в неделю, а в пятницу — появлялся и творил на поле чудеса. С футболом, правда, ему пришлось закончить до срока, но это — обычная история для того времени и такого отношения к своему организму.
— Среди игроков, не раскрывших свой талант в полной мере, вы как-то назвали Олега Саленко. Трудно представить, какой же была его максимальная планка, если даже не достигнув ее, он стал лучшим бомбардиром ЧМ-1994.
— Олег был замечательным футболистом. Большим мастером, если хотите. Имел, как мне кажется, все шансы продлить спортивный век, но, чувствуя, как щедро природа наделила его талантом, особо и не стремился ей помогать. А мог ведь еще играть и играть. Известны и противоположные примеры. Блохин свой прощальный матч провел в 37, был признан луч­шим футболистом Европы, так долго оставался на вершине в Союзе. Бывая на тренировках сборной СССР, замечал, как серьезно он относился к своей работе. Поясню: в футболе, на мой взгляд, работа определяется не беготней на протяжении девяноста минут, а ощущением конкретного эпизода и вложением в него души. Саленко, видимо, не считал это нужным, поскольку на фоне партнеров ему порой было достаточно и 80 процентов от общего потенциала.
— Вы в Киеве с ним встречались?
— В этот раз нет, но не так давно мы общались в Москве на ветеранском турнире памяти Виктора Маслова. Зашел в раздевалку, пообщался с ребятами.
— Трудно представить, что ваша тренерская карьера измеряется почти четырьмя десятками лет: работать вы начали в неполные 33 года, а документы в ВШТ, где учились с такими глыбами как Яшин, Иванов, Царев, Кесарев подали еще в 27, в бытность игроком. Давно ли вывели для себя формулу, что тренировать надо только там, где получаешь от этого удовольствие?
— В самом начале, когда только стал вникать в суть профессии, конспектируя за тренерами различные упражнения. Мотал их науку на ус, что-то для себя переосмысливал. И вывод, мною сделанный, таков: не стоит зацикливаться на ранге команды, с которой работаешь. Намного важнее, комфортно ли чувствуешь себя в ней. Скажем, после сборной я пошел в третий российский дивизион, хотя имел множество предложений. Принял "Торпедо-ЗИЛ" — и вывел его шаг за шагом в элиту. Каких-то особых денег там не было — пусть говорили, что Игнатьев погнался за длинным рублем. Был прекрасный директор автозавода имени Лихачева, сказавший: у нас есть все условия, свой стадион, база, болельщики. Не хватает хорошей команды, но у вас, думаю, получится ее создать.
— В Киеве вы получаете удовольствие от работы?
— А как же иначе! Когда покидал "Динамо" в 2009-м, так друзьям и говорил: ухожу с комфортного места. Здесь нашел то, чего нет в большей части российских команд — ощущение семьи. Инфраструктура, к тому же, у клуба на зависть, ответственные за развитие футбольного направления люди знают свое дело досконально. При этом не переступают грань между компетенцией менеджера и тренера, не позволяют себе ни при каких обстоятельствах вмешиваться в работу наставника или давать ему пустые советы. В "Локомотиве", например, дело обстояло иначе.
— Смородская вмешивалась в тренировочный процесс?
— Нет, в организационный. Например, могла прийти и сказать, что для восстановления сил после матчей игрокам не­пременно нужно есть кашу и получать таким образом углеводные инъекции. К сожалению, госпожа президент не представляла себе в полной мере значение недельного цикла, восстановительного процесса... Да, впрочем, не в методике дело — есть же в конце концов отвечающий за результат главный тренер, врач, профессионально все эти тонкости знающий.
— Мирча Луческу сказал, что на месте Семина не вернулся бы в команду, где уже работал, потому что на него смотрели бы как на потенциального мессию. У вас не было сомнений, когда Семин вновь позвал в Киев?
— Сколько людей, столько и мнений. Кто-то считает, что в одну реку нельзя войти дважды, кто-то не видит в повторении пройденного никакой проблемы. В возвращении на прежнее место есть множество положительных сторон: не нужно время на адаптацию, есть четкое представление о возможностях большинства игроков и том, как с ними работать. Скажем, Лобановский тоже возвращался в "Динамо" после дальних странствий — и ведь результата добился фено­менального. После него до полуфинала Лиги чемпионов из постсоветских клубов никто не доходил.
— В вашей карьере самой печальной вехой, мне кажется, была ничья 4:4 и поражение по пенальти с Нигерией в чет­вертьфинале юношеского чемпионата мира-1989, когда вы за двадцать минут до конца вели со счетом 4:0. Поговаривают, что тот результат — вовсе не досадная случайность, хотя вас и упрекали в замене накануне пе­реболевшего ангиной Сергея Кирьякова.
— Любой отрицательный результат — это промах тренера. Говорю это искренне, не пытаясь укрыться за красивыми словами. После того нашего злополучного проигрыша собрался тренерский совет, и Андрей Петрович Старостин бросил мне тот самый упрек: мол, не следовало менять нападающего. Но я же его не защитником заменил! В пару к Саленко выпустил Юру Никифорова -большого мастера. Но в результате нам просто фатально не повезло. Представьте: соперники били с 30 метров — и забивали!
— Вы как-то вспоминали, что в 80-х ваши игроки на турнире в Гонконге договорились с местными "жучками", державшими тотализатор — и при мизерных суточных привезли в аэропорт перед вылетом коробки с какой-то невиданной в Союзе техникой. Часто ли вам доводилось сталкиваться с матчами, в которых результат, скажем так, был задан заранее?
— Какие вы интересные детали из моей жизни знаете — я их и сам, если честно, успел позабыть. А сомнительные игры и результаты случались, конечно. И сейчас бывают. Только обсуждать их мне, право слово, не хочется. Я ведь дипломат по натуре, а тут рискую людей лишний раз обидеть.
— Надеюсь, я не обижу вас, если спрошу, какова судьба запонок, в свое время подаренных Жоао Авеланжем на том са­мом юниорском чемпионате мира?
— Президенту ФИФА очень нравилась игра нашей сборной — вот он и решил отметить тренера. А запонки, которые я от силы два раза надевал, не сохранились: торопился я как-то на день рождения одного большого человека, а подарить было нечего. Упаковал их — и преподнес. Именинник остался доволен...
 
Загрузка...

Источник: ПРО ФУТБОЛ | Прочитать на источнике