Без света, воды и продуктов, ежедневно под угрозой быть убитым. Самой сложной для жителей Харькова за весь период войны стала оккупация, продолжавшаяся с перерывами с октября 1941-года до августа 1943-го. 641 день постоянного ужаса, расстрелов и издевательств. Доподлинно не известно, сколько харьковчан не пережили нацистского господства
Харьковский холокост начался с этого небольшого подвала. Еще до того, как нацисты обнародовали приказ о переселении евреев в гетто, сюда согнали одиннадцать семитских семей. Из подвала их и погнали в Дробицкий Яр. Немцы, рассказывает директор музея Холокоста Лариса Воловик, не сразу начали преследовать евреев в Харькове. Отравительной датой для этого был взрыв радиоуправляемой мины. Ею в ноябре 1941-го уничтожили ставкунемецкого генерала в Харькове. В ответ нацисты расстреляли около 300 харьковчан – коммунистов и евреев. А после этого в город вошла зондеркоманда, и началась перепись населения.
Лариса Воловик, директор Харьковского музея Холокоста: «Всех регистрировали в одном списке, и заплатить за это должны были рубль, а евреев регистрировали в отдельных желтых списках и заплатить за это должны были десять рублей. Казалось бы, маленькое такое отличие, но оно настораживает».
Раисе Мирлас в то время было всего 17 – ей удалось спастись из гетто, но ее семья погибла в Дробицком Яру. В бараки тракторного завода евреев загоняли под угрозой расстрела. Тех, кто не смог идти, оставили умирать с голоду. Шли до гетто пешком по ул. Плехановскойи Московскому проспекту – одни прохожие сочувствовали, другие насмехались, кое-кто даже пытался отобрать пожитки. Тех, кто не успевал добраться к баракам до комендантского часа – 16:00 – расстреливали на месте. Другие пытались обустроиться в переполненных бараках – забивали окна и щели, приспосабливались готовить еду.
Раиса Мирлас, свидетель Холокоста: «На кроватях только сидели - спать нельзя было. В коридоре брат нашел нишу. Потом мама брат и я отчистили эту нишу, оказалось, что это топка, топка для комнаты».
До последнего, рассказывает Раиса Мирлас, люди не верили, что можно просто уничтожить целый народ. Тем более что за четыре дня в гетто объявили: евреев прячут от погромов и будут перевозить в другие города – Полтаву, Ромны.
Раиса Мирлас, свидетель Холокоста: «Мама записалась, что она швея, дядя что он портной, а папа показал, две дули, сказал. что это они врут и сказал, что они хотят нас вывезти дальше, чтобы расстрелять».
Именно после этого родители приказали Раисе и ее 13-летнему брату бежать из гетто. Согласилась только девочка. Выходить из бараков запрещалось. Раиса утром продралась сквозь колючую проволоку, но загрузла в канаве.
Раиса Мирлас, свидетель Холокоста: «Ну, думаю все уже. Когда походит ко мне немец и подает руку, и я подала руку. Полицай ему: юда, юда кричит. А он меня тащит: векх, векх - и ещё и толкнул, и я побежала в сторону базара».
До 1943-го года Раиса пряталась у разных людей по селам – долго прятать иудейку было опасно. О том, что ее семья через несколько дней была расстреляна в Дробицком Яру, она узнала зимой. Вместе с ними погибли по меньшей мере 15 тысяч харьковчан. Среди них не только евреи, но и случайные жертвы, и члены смешанных семей. Отдельно были расстреляны душевнобольные, которые также подлежали уничтожению в соответствии с нацистской теорией расовой чистоты. Грузовики въехали на территорию харьковской психиатрической больницы 18 декабря 1941-го. Нацисты обнародовали традиционную легенду: больных вывезут в Полтаву. Но им приказали не одеваться и даже не обуваться. Первые машины вернулись очень быстро – людей расстреляли в двух километрах от больницы.
По последним данным, почти 900 людей. Не только больные, но и врачи, которые их не оставляли, а так же раненые. Среди них и отец архитектора Сергея Петрова. Позже он сам стал автором памятного знака на месте расстрела – единственного в Харькове, который напоминает о трагедии.
Сергей Петров, архитектор: «Я туда пришел узнать. Получил его вещи из кладовой. Вот это единственное, что осталось от отца».
В холодном и голодном Харькове, где не было ни света, ни водопровода, а продукты можно было найти только на базарах, разграбленных продовольственных складах и обменять в селах, каждый гражданин независимо от национальности и политических взглядов мог быть убитым. За нарушение порядка, за подозрение, и даже ради эксперимента. Ведь именно в Харькове нацисты впервые в истории задействовали газенваген, прозванный в народе душегубкой. В черный герметичный автомобиль загоняли до 50-ти человек.
Сергей Куделко, историк: «Говорят, что одним предлагали проехать, других просто запихивали. Почему Харьков? Конечно, здесь и доля случайности есть. Вообще, немцы не были заинтересованы в существовании на Востоке крупных городов. Поэтому террор в городах был связан с тем, что они хотели, чтобы как можно больше людей покинули города».
Еще более жестокой, говорит Сергей Куделко, была повторная оккупация Харькова – нацисты будто мстили за то, что город пришлось покинуть. Расстрелы не только евреев, но и ромов, подпольщиков продолжились в Лесопарке. Здесь же находился ужасный госпиталь, в котором у бездомных детей выкачивали кровь для раненых немецких военных. Гибель местных жителей – подчеркивает Куделко – самый ужасный итог оккупации Харькова. Среди погибших – и представители интеллигенции, в том числе известный архитектор Алексей Бекетов, и средний класс, и женщины, пожилые люди, дети. Когда советские войска вошли в Харьков, в городе – миллионере их встречало меньше 200 тысяч человек.
Сергей Куделко, историк: «Сохранилось меньше 20 % населения. Конечно, не все погибли - кто-то эвакуировался, кто-то ушли в деревню, но большая часть - это погибшие люди, которые умерли от разных причин, оттого что они оказались в эвакуированном Харькове».
Трагические потери Харькова стали одной из причин того, что именно здесь провели один из первых судов над фашистами. За 705 дней до Нюрнберга началась не только победная, но и правовая история войны.
Get the Flash Player to see this player.
Источник: ATN | Прочитать на источнике
Добавить комментарий к новости "Харьков в Великой Отечественной войне: фашистская оккупация"