Дети играют в войну

Детям вечно досаден их возраст и быт,
И дрались мы до ссадин, до смертных обид,
Но одежду латали нам матери в срок,
Мы же книги глотали, пьянея от строк.
(В. Высоцкий «Баллада о борьбе»)
Нож несся к цели, со свистом рассекая воздух. Удар! Доска звонко крякнула, задребезжала рукоятка встрявшего в деревянный забор ножа. До головы прислонившегося к забору мальчишки оставалось не более 20 сантиметров.
И снова бросок, удар, дребезжание рукоятки. Теперь смена ролей – метатель (парнишка тремя годами старше) становится спиной к забору, а отстоявший свое у забора мальчишка берет нож. Теперь его черед. И снова бросок, удар, дребезжание. Главное – почувствовать вес ножа, представить его полет, определить дистанцию. Главное – верить в себя, иначе…
Так мы играли в детстве, так испытывали себя.
Чтобы лучше понять людей какого-либо поколения, надо узнать, во что они играли в детстве.
Игрой нашего детства была война. Дни напролет мы упоенно в нее играли. Все ворота и заборы были изрисованы звездами и свастиками. Это было в порядке вещей. Никто не обращал внимания на свастики на заборах, ибо в те времена отношение к ней у всех без исключения было однозначно отрицательным. Звезду же мы почитали и все учились рисовать ее, «не отрывая руки».
Разделившись на две команды, мы сражались, изображая кто немцев, кто наших. Рисовали карты местности, строили крепости, ходили в разведку, учились прятаться и маскироваться. Придумывали пароли и отзывы, к примеру: «Пароль? - Звезда. Ответ? – Граната». Учились стрелять.
Малыши стреляли пистонами из игрушечных пистолетов, которые им покупали отцы.
Пацаны чуть постарше - из рогаток, которые мастерили сами. Некоторые рогатки были настоящими произведениями оружейного искусства – с резной рукояткой, мощной резинкой, способные забросить увесистый камешек или стальной шарик-подшипник на много десятков шагов.
Подростки мастерили луки и арбалеты, учились метать нож. Очередной всплеск таких увлечений возникал после каждого нового показа фильмов про индейцев и «ковбойцев» с участием Гойко Митича.
Старшеклассники стреляли из самопалов. Их изготовляли своими руками. Заклепал на одном конце медную трубку, чуть выше по ходу сделал прорезь – и ствол готов. Примотал стволик черной матерчатой изолентой (другой тогда не было) к рукоятке – вот тебе и самопал. Натолкал в ствол серы от спичек, загнал пыж и кусочек свинца. Можно стрелять! Поднесешь к прорези в трубке зажженную спичку - «Бабах!». Грохот, дым - и кусочек свинца со свистом летит в цель. Иногда самопалы разрывало. И тогда кое-кто оставался без пальцев.
Однажды соседский парень «Нюша», живший в Черноморихином дворе (дворы еще помнили имена своих бывших владельцев) явился к нам во двор с искусно вырезанным из дерева макетом немецкого автомата «Шмайсер», который он смастерил своими руками.
Автомат был красивый, ладно сработанный, гладко ошкуренный, и мог стрелять. Нет, не пулями, а стрелой с наконечником, свернутым в виде кулечка из разрезанной жестяной консервной банки.
Для демонстрации созданного им оружия «Нюша» прицелился и нажал на спусковой крючок. Стрела полетела к цели и воткнулась в стоявший метрах в пятнадцати от нас клен.
Увидев это, гонористый парень Серега, бывший главным в нашей ватаге, «загорелся» и себе изготовить такой же автомат. Призвав меня на помощь, он взялся за работу. Через час оружие было готово. Вот только было оно косым и топорно сработанным, до нюшиного «Шмайсера» ему было далеко.
Тем не менее Серега вызвал «Нюшу» (который был заметно старше нас) на дуэль.
Бросили жребий. Сереге выпало стрелять первым. Он прицелился и нажал на спуск, резинка на автомате спрыснула и его стрела улетела куда-то в сторону. Затем прицелился «Нюша». Спуск! Стрела рванулась вперед и встряла Сереге точно в подбородок. Он заорал и, ухватив стрелу обеими руками, вырвал ее из подбородка. Хлынула кровь.
В другой раз Серега сам изготовил лук и стрелу, на конец которой надел длинную стальную иглу от медицинского шприца. Он позвал меня посмотреть, как он будет испытывать лук.
Свои луки я испытывал, стреляя по деревьям в парке. Но не таков был Серега!
Мы подошли к карусели, на которой вертелись соседские детишки. Внезапно для меня он прицелился и выпустил стрелу по сидевшей на карусели девчонке. Стрела встряла в бедро. Девчонка дико заверещала. Я окаменел от изумления и ужаса. А Серега хладнокровно рванул стрелу назад. Стрела оказалась у него в руках, но игла соскочила и осталась торчать в ноге девочки. Тогда он выдернул иглу и деловито поставил ее на место. Он ушел, не спеша и спокойно. У меня же сердце выскакивало из груди. Примечательно, что никакого разбирательства с ним по данному случаю не последовало.
Среди пацанов высоко ценилась ловкость. Раскрутив стоящую в парке тяжелую многоместную карусель до бешеных оборотов, мы играли на ней в «квача», учились прыгать с нее на полном ходу. Это не всегда заканчивалось удачно. «Паркура» тогда еще не было, но мы носились, как угорелые, прыгали, играли в «кони на кони», с ходу преодолевали заборы, как «тарзаны», лазали по деревьям. И никто из нас не умер на уроке физкультуры…
Однажды, сидя на дереве, я впервые познакомился с советской милицией. Под дерево подошел молодой милиционер. Его покачивало, он нетвердо держался на ногах. Заметив меня, он потребовал объяснений: что я делаю на дереве. Мой ответ «просто сижу» его не удовлетворил. Он потребовал, чтобы я слез на землю. Я слез. И тогда он сказал, что сейчас задержит меня и отведет в милицию. Я испугался и стал отступать к карусели, он – за мной, и схватился за кобуру пистолета. Я – бежать. «Стой, стрелять буду!» неслось мне вослед.
К слову сказать, умение лазать по деревьям потом пригодилось мне в жизни не раз (в отличие от математики, на которую потрачены были сотни часов, а пригодились только четыре арифметических действия). До 52 лет я каждую осень лазал сбивать плоды с гигантского ореха, растущего у нас во дворе. Никто из ближайшего окружения не решался этого делать. Каждый год с этого ореха собирали от 10 до 16 ведер плодов. Я забирался на самый верх, где над головой уже только чистое голубое небо. Это всегда было опасно, но я был уверен в себе. И еще одно – я был романтик, как и большинство людей моего поколения, и любил небо.
В 52 я сорвался вниз, но успел ухватиться за ветку и завис над бездной. Я понял – пора (и в прямом, и в переносном смысле) спуститься на землю. Ничего не поделаешь – возраст…
Особым почтением в нашей среде пользовались люди, умевшие драться. Нет, это были не спортсмены. Хотя знаменитая Николаевская школа бокса, где правил сам Олег Прокофьев и тренировался Виктор Запорожец, находилась прямо рядом с нами, в том самом Парке железнодорожников, где проходило наше детство, - мы в нее не ходили.
В среде уличных мальчишек, к которой мы все принадлежали, отношение к спорту было специфическим. В целом, спортсменов мы уважали. Но спорт предполагал ежедневные изнурительные тренировки, суровую дисциплину, безоговорочное исполнение написанных кем-то правил. Мы же превыше всего ценили свободу и предпочитали жить по своим правилам.
Еще более определенным было отношение к спорту среди николаевской шпаны. Оно выражалось распространенной в то время насмешливой формулой : «Мы любим «Труд», но только сигареты, мы любим «Спорт», но только шоколад!». Отношение ко всему официальному, разрешенному властями, здесь было сугубо скептическим. Влияние «блатной» идеологии в те времена было чрезвычайно велико. И хотя никто из нашей команды не принадлежал к «блатной» среде, мы тоже во многом были подвержены этим взглядам.
Зато мы охотно изучали и показывали друг другу «приемчики». Так мы называли приемы уличного боя. Слушали рассказы о драках и поножовщинах, случавшихся в те времена в городе чуть не каждую неделю.
Из среды николаевских «мореманов» (в те времена сотни николаевских мужчин «ходили в загранку» моряками на торговых судах) до нас докатывались слухи о том, как дерутся в портовых кабаках за границей. Тот же Серега, отец и старший брат которого были моряками загранплавания, рассказывал о том, что в тавернах на берегах теплых морей дерутся не только руками, но и ногами, в прыжке.
Мы не совсем понимали, как это можно сделать, и дружно высмеивали «китайский бокс», в котором бьют не кулаками, а пальцами. По нашим понятиям пальцами можно было только щекотать под мышками противника.
Тогда, в шестидесятых, отношение ко всему китайскому вообще было сугубо скептическим. «Вечная» дружба лопнула, по радио сообщали о конфликте на острове Даманский, а по телевизору показывали толпы «хунвейбинов», фанатично орущих лозунги культурной революции и размахивающих цитатниками Мао Цзе Дуна.
Информация о восточных единоборствах появится в официальной печати намного позже, когда в журнале «Вокруг света» напечатают статью Каценбогена «Что сокрыто в пустой руке», раскрывающую удивительную систему подготовки бойцов в токийских школах каратэ и приоткрывающую завесу секретности над таинственными приемами восточного боя. Позже Каценбогена посадят в тюрьму за самиздатовскую публикацию книги-самоучителя по каратэ, а в «Правде» появится разгромная статья под названием «Скажите им «Ямэ».
Настоящим праздником для нас, мальчишек, было каждое появление солдат. Мы выпрашивали у них звездочки с пилоток, просили подержаться за автомат. «Подождите, вам еще надоест таскать эту бандуру за собой и чистить до блеска», - ворчали солдаты.
Однажды нам несказанно повезло – нас покатали в танке. Многотонное зеленое чудовище ревело мотором, извергало дым и гарь, лязгало металлом и высекало искры из николаевской гранитной мостовой (асфальта в нашем районе тогда еще не было). Признаюсь, было страшно… Зато потом, когда все обошлось, мы были в восторге.
Мы обожали фильмы «про войну». «Подвиг разведчика», «Жажда», «Два бойца», «Судьба человека» - вот фильмы нашего детства. Если фильм был не очень удачным, мы иронизировали: «Кинуха про войнуху, а при конце – два выстрела».
Советское государство поддерживало в нас боевой дух, воспитывало в духе героизма: пионеры-герои, Александр Матросов и Зоя Космодемьянская, Шура Кобер и Витя Хоменко, игра «Зарница», лагеря (пионерские), клятвы верности Родине.
В стране был мир, но вокруг полыхала «холодная война», кровоточили региональные конфликты.
Американские базы в Турции, сбитый над Свердловском самолет-разведчик U-2, суд над пилотом-шпионом Пауэрсом, «Карибский кризис», война во Вьетнаме, шариковые бомбы, напалм, «ковровые» бомбометания, самолеты «Фантом», операция «Феникс» - вот информационный фон нашего детства. Знакомые до боли понятия.
Мы – дети холодной войны. Мы прошли ее от начала и до конца. От речи Черчилля в Фултоне - до «нового мышления» Горбачева. От Великой Победы над фашизмом - до спуска советского флага с купола здания Верховного Совета СССР.
Давно кончилось детство. В знак прощания с ним я залез тогда на самое большое дерево в Парке железнодорожников и оставил там на ветках свой лук и колчан со стрелами: пусть мое оружие достанется тому, кто заберется на такую высоту.
Теперь я дедушка, но метать нож не разучился до сих пор…
Женя Желдоровский.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике