Путешествие из Симферополя в Ростов: убей границу в себе. Авторская колонка «НР»

Симферополь – Ростов-на-Дону, Апрель 23 (Новый Регион, Святослав Компаниец) – РИА «Новый Регион» публикует рассказ о путешествии из Симферополя в Ростов-на-Дону, написанный крымским правозащитником Святославом Компанийцем. От автора: Написать эти заметки меня заставила пара поездок на протяжении года из «украинского» Симферополя в «российский» Ставрополь. Я пытаюсь понять, как повлиял раздел 91-года на русских по обе стороны проклятого «занавеса Ельцина», стали ли они представителями разных народов? Не является ли попадание в ненавистный кордон гримасой пресловутого, существующего в 300-миллионной сантиметра от нас – параллельного мира? Как стряхнуть с себя дурной сон и оставаться тем, кем ты есть с момента рождения, – русским человеком?

Керчь: Жить стало лучше, жить стало веселее К полночи забитый до отказа старый «Мерседес» Севастополь – Краснодар с 50-тью пассажирами не спеша откатывается от Керченского автовокзала к парому. По мере приближения к пункту контроля все шутки и разговоры в салоне затихают, и воцаряется тишина. У меня в голове всплывают воспоминания детства и молодости, когда я неоднократно пересекал пролив поездом без всяких границ. А на переправе, по сравнению с прошлой весной, – перемены. Теперь не нужно отчаянно мерзнуть пару часов «на улице» – построен пластиковый микровокзальчик, в котором есть даже часы – видимо, единственные в «автономии», показывающие московское время. Но на этом русские вольности кончаются, вся документация на стенах, расписания, вывески – на «мове». Можно греться, курить или пить пиво. Преимущество всего этого я очень остро почувствую пару дней спустя на пропускном пункте в донецкой степи. Следует признать, что процедура пропуска на крымской стороне Керченского пролива за несколько месяцев стала относительно оперативной. Шустро проходишь через мониторы, рамки – ловишь сумку, и вот ты уже перед цепким взглядом пограничника. Русские проходят все процедуры быстро, а вот кавказцев и среднеазиатов начинают проверять придирчиво, отгоняют, девицы-пограничницы, не стесняясь, грубо и громко на них кричат. «Здесь нас и расстрелять могут к чертовой матери!», – озадаченно, слыша переходящий в визг крик пограничницы, говорит высокий «россиянин» лет 50-ти. Очередь смеется. Наконец пипл проходит к парому. Водитель выясняет, кто из пассажиров «россияне», кто – «украинцы», и раздает последним миграционные карточки. Заполнять их весьма неудобно, так как они очень мелкие, а свет в салоне автобуса – слабый.

Вас приветствует Россия… Тамань встречает нас ледяным сырым ветром и внушительной очередью из пассажиров трех автобусов. Однако и здесь все проходит сравнительно быстро, вся заминка – опять в узбеках из нашего автобуса. Задержал – и надолго – очередь водитель легковушки с ярко выраженной южной внешностью. С остальными проблем нет, мы направляемся к «Мерседесу». На бетонном заборе – табличка цветов флага РФ размером с формат А-3 и надписью «Вас приветствует Россия!». Видимо, для таманских мастеров плаката севастопольские автобусы приходят из России мифической, ушедшей навсегда. Появляются и первые потери среди пассажиров – на кубанском берегу «завернули» даму из Симферополя, забывшую вовремя обновить фото в паспорте. Ее обескураженный муж вынужден ехать дальше один. «Россия» обласкивает продрогших путешественников в четыре раза подорожавшим туалетом и дополнительной проверкой паспортов на посту ДПС. Всех подозрительных, во главе, разумеется, с бедолагой-узбеком, уводят в ночь. Через полчаса люди возвращаются, азиата среди них нет, и автобус резво мчится к Краснодару.

Кубань Краснодар кажется после двухэтажного, застывшего на излете советской эпохи Симферополя, чуть ли не Москвой. Продвижение по городу из-за утренних пробок затягивается больше, чем на час. Сразу ошеломляет размах строительства, бесчисленные башни и высотные терема а-ля рюсс, полное отсутствие «мовы» на рекламе, дорожных указателях, везде. Это как-то ненормально, так как мы, крымчане, уже привыкли жить в сошедших с ума городах, где все говорят по-русски, все – русские и крымские татары, а все надписи и вообще всё – на проникающей везде, подобно тараканам, инопланетной западно-украинской «мове». На входе в автовокзал нас встречают установленные – видимо, сразу после теракта в Домодедово – металлоискатели. Они отчаянно пищат, пропуская посетителей, пропищали и при моем проходе, но никто меня не остановил – быть может, из-за моей самой обычной русской внешности. Краснодарские менты, простите, «полицейские» обоих полов – гребут по автостанции не спеша, они дородны, вооружены «шмайсерами» и дубинками. С собачками. До самой границы со Ставропольем я не увидел ни одного поджарого стража порядка. Дважды любуюсь расписанием только на русском языке – и наступает маленькое идиотское счастье: я русский в русском городе, которому очень повезло таковым остаться. Здесь гаишник Вася никогда не потеряет работу из-за того, что публично заявит высокомерным «титульным» сексотам, что он не любит чужой навязываемый язык и чужую навязываемую культуру. И здесь никогда никого не осудят, как моего товарища Валеру Подъячего, за сомнение в правовом характере решений 1954 – 1998 годов, в результате которых мы, крымчане и севастопольцы, вдруг стали нерусскими людьми в какой-то диковинной и совершенно непонятной нам соборной Украине. Подают дряхлый, но, как показала дорога, чрезвычайно шустрый «Икарус» до Ставрополя. Добрый час покружив вокруг Краснодара, и заехав даже в Адыгею, автобус наконец идет по прямой трассе на северо-восток вдоль нескончаемых кубанских станиц. Это странные для крымчанина населенные пункты длиной в десятки километров, с добротными кирпичными домами, сплошь увешанными тарелками и кондиционерами, – поражают неисчислимыми автосервисами, автомагазинами, юридическими конторами и торговыми центрами. Невольно вспоминаешь степной Крым с его Зонами Сталкера, мерзостью запустения и вездесущим синдромом постсоветского похмелья.

Ставрополь Миновав Кропоткин, вновь резко поворачиваем на юг. За Армавиром нас встречает застава ДПС – рядом две очередные границы, Ставропольского края и Карачаево-Черкесии. Здесь опять проверяют документы, «россияне» дружно достают паспорта. Границы, границы, границы… Люди настолько привыкли к ним, пребывают в столь тяжелой форме паспортной зависимости, что, возможно, окончательный раздел России перенесут еще безропотнее, чем в страшном 91-ом году. Или вовсе не заметят – на первых порах. Проезжаем границу с Карачаево-Черкесией. Бывшая автономная область вышла из состава Ставропольского края, и почему последний автоматически не стал областью, непонятно. Край – последний русский край на Юге, Ставрополь – последний большой русский город. Прибыв из «заграничного» Крыма, физически чувствуешь, насколько «сжались» Россия и русские. Несколько часов езды на автобусе – и неформально России опять нет. Эрэфии вашингтонский обком оставил много вечной мерзлоты, немного Кавказа и один санаторий Черноморского флота в Ялте. Для чего Петербург и Москва 200 с лишним лет невероятным напряжением сил всего, тогда великого русского народа, рвались к Черному морю, пролили реки крови в Севастополе и Керчи – нынешние кремлевские временщики открыто и публично не понимают. И радуются потере абсолютно бесполезных Одессы, Севастополя, Крыма, Новороссии, Харькова, Донбасса с ноющими, никак не могущими понять, что на них давно поставлен крест, миллионами русских. Но русские Ставрополя пока себя чувствуют полноправными «россиянами». Я иду по городу, в котором вырос, окончил школу, говорю с ними на том же южном диалекте русского языка, на котором говорят в Симферополе, но город для меня – чужой. Для Ставрополя я чужой в буквальном смысле. Вспоминаю лихой 95-й год, когда приехал с дочерью на полтора месяца к маме. В центре, рядом с нашим микрорайоном Пентагон, власти установили у гостиницы «Турист» армейскую тюрьму-Камаз, в будку которого бросали мигрантов-кавказцев. В последнюю неделю пребывания в городе я обнаружил в почтовом ящике повестку с требованием немедленно явиться в миграционную службу. Видимо, оказался бы я в том Камазе, не уехав и не прибыв для разъяснений к скромным маленьким палачам русского народа. Законов я не нарушал, с милицией не общался – написал-таки донос кто-то из соседей, возможно, одна из ласковых, словоохотливых русских старушек на лавочке, помнящая меня еще первоклашкой и когда-то угощавшая леденцом.

Кавказская Северная Корея Размах строительства в чужом Ставрополе поражает еще больше, чем в Краснодаре. Но это какое-то нездоровое, северо-корейское строительство. Рядом с Пентагоном, на месте огромного бассейна, где в нестерпимую жару плескались десятки детей, уже лет пять красуется ультрасовременная башня, такие дома в Симферополе не строят в принципе. – Все годы стоит пустая, – рассказал мне водитель, Игорь. – И так по всему городу. Да, город другой. Все, что составляло основу его жизни в семидесятых – в могиле. Особенно тяжело осознавать закрытие знаменитого летного училища, которое закончил и нынешний командующий авиацией ЧФ. Училище занимало целый квартал рядом с Пентагоном, сейчас о прошлом напоминают застывшие на постаментах разные, еще не сброшенные с них позеленевшие МИГи – сюрреализм. Едем по северо-западной трассе. Опять – высотки, краны, огромные стальные конструкции, здания банков и фирм. – Странно, – говорю я. – Ставрополь – абсолютный транспортный тупик, моря нет, промышленность, надо полагать, лежит. Через 50 километров – крайне враждебный мир. За счет чего все это крутится? – Никто не знает, – отвечает Игорь и показывает на разбитые окна корпусов завода автоприцепов. – И завод люминофоров приказал долго жить. Даже мясокомбинат в Ставрополе закрыли. Говорят, всё москвичи строят, Батурина. Дела! Тогда что же построил Лужков в Севастополе? Ничего. – А может, это уже для кавказцев строят, Игорь? Мой спутник пожимает плечами: – Может. Ставрополь сдадут, не моргнув глазом. Сдали Севастополь, сдали Грозный – и судьба южного, слишком южного русского города может быть куда трагичнее 20-летней русской крымской драмы. Прелюдия уже произошла в 50-х годах, когда у края забрали южные районы и передали Чечне – вместе с населением, сгинувшим в 90-е во время геноцида русских. Одновременно кремлевские капитулянты после развала СССР развалили и Ставропольский край, отфутболив в зону исламского экстремизма Карачаево-Черкесию. К несчастью, разделенный русский народ сегодня абсолютно не понимает, что с ним происходит, что с ним делают, – чувство самосохранения ликвидировано катастрофами 17-го, 33-го, 41-го и 91-го годов. Да и нет его, русского народа. Даже в конституции новой Аляски – Российской Федерации.

Спасибо, господин Медведев! Через несколько дней пришла пора возвращаться в Крым. Сажусь на одесский автобус, насквозь пропитавшись коньяком. До Ростова летим стрелой – и опять вдоль мест, с которыми неразрывно связана моя жизнь. Я – ходячий атлас географии разделенного народа. Проезжаем Павловскую, в нескольких километрах от которой – станица Атаманская, где родился мой отец, родовой кубанский казак. Ребенком я каждое лето гостил у бабушки Матрены, которая разговаривала с внуками на «мове». Я вспоминаю южные звездные ночи, щедрые столы с первачом, бесконечные «украинские» песни бесконечных дедов, бабок и теток, речку Сосыку, лодку, горки вареной кукурузы и вкуснейших жареных карасей. «Размовляли», ни у кого не было нелюбви к украинскому, а станичные Яськи, Деревянки, Компанийцы и Шумейки были русскими людьми. Родившись в Ростове, я прожил в нем лучшие минуты своей жизни и считаю себя ростовчанином. Немало лет проведя в Москве, я так и не полюбил ее, сохраняя в сердце образ истинной столицы истинной России – царственного града Санкт-Петербурга. Москва отправила меня в Крым, а потом отказалась и от Крыма, и от меня. Превратив в украинца – в паспорте, но так и не добив во мне русского человека, который упорно пытается выжить в агрессивной антирусской среде. Сегодня, к примеру, она начинается практически сразу на выезде со стороны Военведа, северо-западной ростовской окраины. Мы еще не добрались до счастливого Таганрога, вовремя выскочившего из состава Донецкой области – но уже постоянно встречаем таблички «Зона таможенного контроля», и автобус два часа без всяких остановок идет к границе. И замирает на ней на долгих шесть часов. Ровно столько нужно российским и украинским «людям в черном», чтобы проверить три десятка пассажиров. На пару часов о нас вообще забыли. Наконец в салон вошел весьма серьезный худощавый российский пограничник-лейтенант и стал тщательно проверять паспорта. Я ему не понравился, потому что вовремя услужливо не снял очки. С минуту, слепя фонариком, он идентифицировал мою личность. – Ну что, похож? – с открытой неприязнью спросил я. – Вы чем-то недовольны? – сухо спросил лейтенант. Он ушел, и о нас снова забыли. – Водитель, нас эти фашисты выпустят хотя бы покурить? – Нет, – отрезал водитель, несколько удивленный моим вопросом. Впереди крепкий парень лет 27-ми засмеялся и подмигнул мне. Остальной народ молчал. – Мы пятый час не выходим из автобуса от самого Ростова. Президент Медведев публично обещал прекратить издевательства над людьми на российско-украинской границе. Здесь могут быть гипертоники, беременные, люди просто могут очень хотеть в туалет! Без комментариев, пишите в ООН. Мы никто, мы даже не люди – мы тела паспортов. Эта искусственная граница, по живому разодравшая семьи и судьбы, создана для того, чтобы постоянно, в садистской форме дополнительно унижать русских. А этой ночью мы только, увы, еще в середине замысловатых «издевательств на российско-украинской границе». Любитель Твиттера, твою мать! Спустя время входит девушка с кокер – спаниелем. Собака, не найдя наркотики, ухватывает у какой-то тетки пару сосисок. Водитель забирает паспорта, затем – Time Files – возвращает, по традиции выясняя, кто «украинец», а кто «россиянин». Автобус медленно выкатывается на украинскую сторону. И все повторяется сначала – шесть часов людей, буквально как скот, продержали в закрытом дизельном «товарняке». «Так и в ворота Освенцима въедем», – пронеслась ночная мысль.

Наука выживать Но мы въезжаем в ворота Донбасса – нас приветствует полное исчезновение русского языка на табличках и указателях, но сопровождает неистребимый русский южный диалект. Народ также приветствует Украину – дружно бросается мочиться за первым магазинчиком – благо в полной темноте не видно, где мужчины, а где женщины. Покинув РФ, мы визуально попадаем не на Украину, а в Советский Союз поздних 80-х. После гигантских вечерних контуров ростовской площади трех вокзалов, сигнальных огней в небе, в котором навязчиво мерещился призрак Чикатило, – спящий Мариуполь оживляет в памяти кадры «Маленькой Веры», проплывая в окне обшарпанными блочными девятиэтажками с жирными черными швами, и маленькими, ярко раскрашенными «сталинками». Очень холодным утром на привокзальной площади в Мелитополе меня потрясает извивающаяся под Ильичем фигура замерзающего, еще не старого русоволосого бомжа с диким взглядом – доходяга не может оторваться от промозглого грунта. Эта картина оживляет московские ужасы 93-го года, когда к такому же Ильичу у платформы «Серп и Молот» сползались погреться на апрельском солнышке, а потом замерзнуть насмерть окрестные бичи. Вот она, «Украина для людей» – по рекомендации Венецианской комиссии, вдали от евро-безумия Крещатика, «мовы» «титульной нации», донецкой КПСС, вытершей ноги об русских избирателей, и мрачного чтеца украинского Апокалипсиса г-на Азарова. Круг замыкается. Поезд несет меня сквозь серый мариуполський пейзаж «Юго-Востока», тянущийся вплоть до симферопольского вокзала, сквозь станции и поселки, достойные съемок очередной серии Леса Страуда. Впрочем, болезненный ритм «российского» Кавказа радовал меня не больше, чем крымская русская безнадега, в которую скоро придется окунуться с головой. В пустые, изнасилованные чиновниками «пророссийские» фестивали, в бесконечную ожесточенную грызню комичных русских «лидеров», в помпезные шествия хитроумных крымских «коммунистов», в разгадку не существующего «особого севастопольского характера» и в постоянно проигрываемый бой за права не особо нуждающихся в каких-либо правах крымчан. Я с детства задавался и задаюсь вопросом – как к 146 году до н.э. Древняя Греция с ее экономическим, военным потенциалом, многочисленным населением, являясь безусловным мировым научным лидером, – пала под ударами римских легионов? Куда делся дух Спарты, военачальники уровня Александра, Фемистокла и Эпаминонда, умение забыть распри и объединиться в критический момент, защитить Отчизну? Одно ясно – время наступило, время смерти великого народа. Разделенный, распыленный на огромном пространстве от Сицилии до Инда народ устал – он не захотел объединяться и сопротивляться. И эллины исчезли, пусть став героями самой волнующей саги белой расы, творцами ее безусловного и феноменального триумфа. Пришло ли полвека спустя после полета Гагарина время русских? Похоже. Или пережитые каждым дежавю подсказывают, что 17-й и 91-й годы всего лишь варианты, прихоти в чьей-то бессмысленной игре? И все же лично мне нужно «до последнего» оставаться русским. Я знаю, почему.

Жемчужина Украины

«В народе жемчуг, как и опал, считается несчастливым камнем, приносящим владельцу утрату иллюзий и надежд. Получить жемчужину в подарок – к слезам».

Интернет-фольклор Возвращаясь в симферопольскую квартиру, я возвращаюсь, пусть это наивно звучит, в маленькую русскую крепость. Я давно и категорически отказался от FM– радио с его обязательными 50% вещания на «мове». Я не хожу в кинотеатр, даже если там показывают на русском языке «Тупей тупого – 3». Все аннотации к лекарствам я читаю на русском в Яндексе. Подключаясь к спутнику, я выбрал пакет без украинских каналов. Новости обеспечивают Сеть и русскоязычные крымские газеты. Да, РФ ТВ – это стоканальный «Фолькише Беобахтер» кремлевского тандема. Но заявление о свободе американской прессы вызовет сарказм у любого здравомыслящего WASP. Как любой нормальный русский меломан, я ежедневно слушаю английский рок от «Сержанта…» до последних альбомов Porcupine Tree, – это никогда не позволит отупеть. И – мелочь, но приятно – позволит общаться, при случае дискутируя, на рок-форумах с единомышленниками из Питера или Ростова-на-Дону. Выходя на улицу, я кладу очки в карман, – и практически не вижу украинских надписей в Симферополе. И это не паранойя, паранойя – штамповать, на русском в качестве исключения для быдла, билборды «Крым – жемчужина Украины». С VI века до н.э. многим казалось, что они заполучили «крымскую жемчужину» навсегда. Но она сохла, старела и рассыпалась в руках, лишь изредка переживая своих владельцев. Владельцы нынешние кропотливо ищут украинские корни у адмирала Нахимова и матроса Кошки. Что ж, скептики правы: американцы не были на Луне. Там были запорожские казаки, высадившись в июле 69-го из модуля корабля «Борщив-11».
Да и была ли, в таком случае, Россия – фантом, породивший недобрых питерских карликов, сны о Гагарине, Невском проспекте и Курской дуге? И были ли когда-либо мы, русские? Я приехал, и захлопываю дверь.

Источник: Новый Регион 2 | Прочитать на источнике