Галлюцинирующий реалист

«В сарае, рыхлой шкурой мха покрытом,
сверля глазком калмыцким мутный хлев,
над склизким, втоптанным в навоз корытом
кабан заносит шамкающий зев…
Того не ведая, что скоро казни
наступит срок и - загудит огонь
и, облизнувшись, жалами задразнит
снегов великопостных, хлябких сонь;
того не ведая, они о плоти
пекутся, чтобы, жиром уснастив
тела, в слезящий студень позолоте
сиять меж тортов, вин, цукатных слив...
И кабану, уж вялому от сала,
забронированному тяжко им,
ужель весна, хоть смутно, подсказала,
что ждёт его холодный нож и дым?..».
(Владимир Нарбут. Предпасхальное /Поэтический сборник «Плоть. Быто – Эпос», Одесса, 1920/ Газета «Красный Николаев» от 11 октября 1924 года) Редактор газеты «Красный Николаев» Яков Вельский уже полгода прощался с насиженным местом. Что его снимут, он не сомневался ни минуты. Главный журналист Николаева стоял на пристани Одесского морвокзала и встречал начальника отдела печати ЦК ВКП(б) Владимира Ивановича Нарбута. В редакторском кармане лежал свежий номер газеты, где напечатали «сомнительные стишки» грозного чиновника из Москвы. Это выглядело явным подхалимством, но… другого выхода не было.
«…Да бог с ним, пусть снимают… Главное, чтоб дело дальше не пошло и не обернулось ДОПРом с последующей ссылкой на поселение… А все из-за этого чертового правдоискателя. Ничего, ничего… не надо паниковать… Нарбут должен что-то придумать…»
Такие, или приблизительно такие, мысли одолевали Якова Мироновича Вельского.
28 марта 1924 года в селе Дымовка, что находилось в 50 верстах от Николаева, было совершено преступление. Среди бела дня застрелили селькора «Красного Николаева» Григория Малиновского.
Малиновский приехал в родную деревню из Питера, где служил в Красной гвардии и принимал непосредственное участие в октябрьском вооруженном восстании. Однако с гражданской карьерой у бывшего красногвардейца не заладилось. Он был конфликтным человеком и не прижился в мафии волостных чиновников.
Григорий Малиновский искал правды. Он сочинял жалобы и обращения в вышестоящие инстанции на своих коллег - местных совслужащих. Писал о тотальном взяточничестве, засилье кулаков в сельских советах, о саботировании работы сельхозартелей, о нелегальной аренде земли и т.д., и т.п.
Бюрократы в уездном исполкоме долго отмахивались от надоедливого «писателя» и… тогда правдолюб отправил почтой заметку в «Красный Николаев». Помогло. В волость зачастили различные комиссии с проверками. Жить в Дымовке стало хлопотно.
Однако селькор не остановился на достигнутом. Он стал посылать в газету новые обличающие материалы. Статьи были безграмотными, и с ними приходилось много возиться. Вскоре «корреспондент» так достал редакцию, что Яков Вельский собственноручно написал ему письмо: «Мы не можем опубликовать ваш материал в связи с отсутствием денежных средств на выплату гонорара…». А на следующий день Григория Малиновского застрелили.
Об убийстве журналиста узнал сам Лев Троцкий. Он поместил в «Правде» гневную статью, которая называлась «Каленым утюгом!». Начальник отдела печати ЦК ВКП(б) Владимир Нарбут был послан в Николаев, чтобы на месте разобраться с инцидентом.
Письмо Вельского, написанное селькору накануне гибели последнего, попало в руки следствия. Оно грозило редактору немедленным увольнением, в лучшем случае, в худшем - тюрьмой.
Акмеист, эсер,
большевик Владимир Иванович Нарбут – человек удивительной биографии. Он приезжал в наш город четыре раза и каждый раз редакция «Красного Николаева» публиковала его стихи.
Поэзия высокого чиновника была слишком чувственна и отдавала «декадентским душком», но… с начальственной эстетикой не поспоришь. Корабелы открывали газету и упирались в трехэтажные метафоры «серебряного века». Официозный орган советской печати впервые познакомил горожан с авангардным творчеством столичного партийного функционера.
Владимир Нарбут родился 14 апреля 1888 года на хуторе Нарбутовка Черниговской губернии в семье мелкопоместного дворянина. Семья была многодетной – шестеро детей. Четверо умерли во младенчестве. Два брата, Георгий и Владимир, преодолели детские болезни.
Они окончили гимназию в Глухове и отправились покорять столицу. Оба Нарбута поступили в Санкт-Петербургский университет на факультет восточных языков. Быстро освоившись в кругу художественной богемы, молодые люди стали деятельными фигурами артистической жизни университета. Георгий основал художественный кружок, проявил себя как самобытный график и живописец. Владимир начал издавать поэтический альманах «Gaudeamus», позднее он сблизился с Гумилевым и примкнул к акмеистам.
Что представлял собою в 1910 году будущий грозный начальник отдела печати ЦК ВКП(б)? В пространстве Владимир Нарбут был начисто лишен привлекательности. Он сильно заикался. (В детстве отец пошутил: незаметно подкрался к сыну и «громко крикнул ему прямо в ухо»). Во-вторых, он заметно прихрамывал на левую ногу. В 15 лет Нарбут наступил на гвоздь, и хирург, останавливая гангрену, полностью вырезал мальчику пятку. Спустя много лет, Валентин Катаев в романе «Алмазный мой венец» назовет поэта «Колченогим».
Тем не менее Нарбут был популярен у женщин. По воспоминаниям современниц «…обаятельный, он весь изнутри светился».
В 1912 году богемная жизнь студента прервалась. Поэт издал сборник стихов «Аллилуйя» и… стал скандально знаменитым.
Крепко ломит в пояснице,
тычет шилом в правый бок:
лесовик кургузый снится
верткой девке - лоб намок.
Ох, кабы не зачастила
по грибы да шляться в лес, -
не прилез бы он, постылый,
полузверь и полубес;
не прижал бы, не облапил,
на постель не поволок.
Поцелует - серый пепел
покрывает смуги щек...
Кошка горбится, мяучит,
ежась, прыскает, шипит...
А перину пучит, пучит,
трет бутылками копыт.
Лапой груди выжимает,
словно яблоки на квас,
и от губ не отымает
губ прилипчивых карась.
Цензура квалифицировала книжку как порнографическую. Полиция конфисковала и уничтожила весь тираж путем «порватия на мелкие части». Нарбуту принесли повестку в суд. Пришлось, по протекции Гумилева, «бежать» в африканскую экспедицию Русского географического общества.
Через пять месяцев, в связи с 300-летием дома Романовых, объявили амнистию. Поэт вернулся в родной Глухов, женился, поступил в Киевский университет и стал редактировать местную эсеровскую газету.
В октябре 1917-го, буквально за несколько дней до переворота, Нарбут внезапно объявил себя членом партии большевиков и возглавил Глуховский совет рабочих и крестьянских депутатов.
Две недели спустя в его поместье ворвалась вооруженная банда анархистов. Бандиты разграбили дом, убили хозяев и полностью сожгли хутор. Исколотое штыками тело Нарбута обнаружили через несколько часов на конюшне. Поэт чудом не замерз. Его отвезли в уездную больницу, где он попал на операционный стол к самому Валентину Зелинскому. Знаменитый петербургский хирург проездом оказался в Глухове. Он «по частям собрал» пациента, но… кисть левой руки пришлось удалить.
Нарбут поднимется с больничной койки в самый разгар гражданской войны. Хромой, заика, без руки – он будет воевать на стороне красных. В 1919-м его захватят деникинцы и… расстреляют. Убьют опять не до конца. Ночью раненый красноармеец выберется из-под трупов и приползет к своим.
Декадентское
клеймо В мирное время большевик Нарбут становится чиновником. Его назначают директором Радиотелеграфного агентства Украины («ЮгРОСТа»). Однако должностные обязанности не отвлекают поэта от творчества. Он много пишет. За четыре года, с 1919-го по 1922-й, выпускает восемь новых книг и переиздает скандальный сборник «Аллилуйя».
В Одессе номенклатурный Нарбут время от времени «прикармливает друзей» - Юрия Олешу, Эдуарда Багрицкого и Валентина Катаева.
Первый раз он посещает Николаев в июне 1921 года. Командировка носила инспекционный характер. В городе до революции издавалось 17 частных газет. В годы гражданской войны они закрылись. Осталась одна – «Красный Николаев». Нарбут должен был «уговорить городской совет» наладить выпуск новых периодических изданий.
К приезду высокого гостя «готовят подарок» - публикуют в газете подборку его ранних стихов. Поэзия еще та. Она вызывает растерянность и заставляет морщить лоб.
Щедроты сердца не разменяны,
и хлеб - всё те же пять хлебов,
Россия Разина и Ленина,
Россия огненных столбов!
Бредя тропами незнакомыми
и ранами кровоточа,
лелеешь волю исполкомами
и колесуешь палача…
И день грядёт - и молний трепетных
распластанные веера
на труп укажут за совдепами,
на околевшее Вчера.
И Завтра... веки чуть приподняты,
но мглою даль заметена.
Ах, с розой девушка - Сегодня! - ты
обетованная страна.
(«Россия», 1918 год).
Все вроде бы правильно, идеологически выдержано, но… что-то не так. Запутано… Не похоже на пролетарскую поэзию. Нет лобовых эмоций. Редактор «Красного Николаева» Яков Вельский в разговорах с местными партийцами разводит руками: «Ничего не поделаешь… начальство сочиняет».
За два года газета опубликовала 14 нарбутовских стихов из разных сборников. В 1924-м, после выхода его стихотворения «Чека», в сатирическом журнале «Бурав» появился анонимный фельетон: «Декадентское клеймо на теле коммуниста». Безымянный автор цитирует Владимира Нарбута и говорит об опасном контексте «буржуазной куртуазности стиха». Поэтическая рефлексия московского чиновника настораживала провинциальных эстетов, но… куртуазности в его поэзии не было.
Учись спокойствию, душа,
и будь бесстрастна - бремя третье.
Расплющивая и круша,
вращает жернов лихолетье.
Истыкан пулею шпион,
и спекулянт - в истоме жуткой.
А кабинет, как пансион,
где фрейлина да институтки.
И цедят золото часы,
песка накапливая конус,
чтоб жало тонкое косы
лизало красные законы;
чтоб сыпкий и сухой песок
швырнуть на ветер смелой жменей,
чтоб на фортуны колесо
рабочий наметнулся ремень!
(«Чека», 1920 год, Одесса)
Николаю Гумилеву принадлежит емкая и точная характеристика поэтических текстов Нарбута. Есть смысл привести ее полностью: «…Владимир Нарбут возненавидел не только бессодержательные красивые слова, но и все красивые слова, не только шаблонное изящество, но и всякое вообще. Его внимание привлекало всё подлинно отверженное, слизь, грязь и копоть мира… Это галлюцинирующий реализм».
Контрреволюционер В последний раз Владимир Иванович Нарбут прибыл в Николаев, чтобы выполнить личное поручение Льва Троцкого – разобраться с убийством сельского корреспондента Григория Малиновского.
Следствие по делу закончилось быстро. Убийца журналиста явился с повинной в прокуратуру. Им оказался родной брат жертвы - Андрей Малиновский. Как писала газета «Красный Николаев», его «заставили совершить преступление кулаки, окопавшиеся в Дымовском сельсовете… 23 октября 1924 суд под председательством тов. Гельфериха установил личности организаторов убийства и приговорил всех к расстрелу».
Городская печать по инициативе тов. Нарбута «провела большую кампанию за обуздание темных элементов деревни…».
В 1922 году поэт переезжает в Москву. Здесь он много работает. Основывает крупное художественное издательство «Земля и фабрика», редактирует журналы «30 дней» и «Вокруг света». Его хлопотами осуществляется первое издание романа И. Ильфа и Е. Петрова «12 стульев».
Однако в 1928 году чиновная карьера Нарбута внезапно обрывается. Он был смещен со всех должностей и стал перебиваться «литературной поденщиной» - переводами и журналистикой.
В ночь на 27 октября 1936 года Нарбута арестовали и приговорили Особым совещанием к пяти годам лагерей за контрреволюционную деятельность. (Декадентское клеймо?).
7 апреля 1938-го его снова судила «тройка» УНКВД по Дальстрою. Это последняя дата в жизни поэта, о которой известно достоверно. По свидетельству очевидцев, весной 1938 года непригодных к физическому труду заключенных-инвалидов погрузили в Магадане на баржу и сбросили в море. Среди них мог быть Владимир Нарбут.
Сергей Гаврилов.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике