«Журнальный столик» Эмиля Январева

Не знаю, из чьих уст отправилось в плаванье по нашей лексике выражение «проза жизни». Словно истинная поэзия, возможность передавать красоту будней, доступна только стихам. Но убежден, что даже прозаические произведения, написанные Поэтом, приметны сразу. Будь то статья, эссе или коротенькая заметка. Это, как чай из родниковой воды. Обычный кипяток, да вкус-то особый. Случилось так, что талантливое стихотворное творчество нашего земляка и поэта Эмиля Январева многие годы оставляло в тени не менее удивительный его дар прозаика. Сейчас временная несправедливость устранена.
В нынешнем году в издательстве «Возможности Киммерии» вышел двухтомник писателя. Первая книга вместила стихи. А вторая – отведена его прозаическим произведениям. Составители издания дали этому тому даже отдельное название – «Журнальный столик». И когда «берешь» с этого столика одну за другой страницы с заметками Январева, сразу отчетливо понимаются две истины: такая проза могла быть написана только Поэтом и Николаевцем.
Ну, в самом деле, давайте вслед за автором неторопливо пройдем, к примеру, по четырем соткам обычного дачного участка, как сделал однажды Эмиль в зарисовке «Вкус черешни». И в будничной ситуации нам приоткроются «нежные и застенчивые зонтики клубники», «стеариновые булавы лука», «душно-пахучие помидорные кусты», «лохматый укропный кустик» и яркая ботва картофеля, «прячущего свои плоды подальше от нашего корыстного взгляда».
Мы, читатели, вместе с ним замечаем, что «утром, когда рассветное марево заливает дерево, в каждой глянцевитой черешенке отражается маленькое ослепительное солнце». Сколько раз поутру на своем дачном участке бросал в рот прохладные ягоды черешни и только теперь, спасибо Эмилю, сразу воскресла в памяти их глянцевитая кожица. А ведь он еще успел заметить, как пробегавшая мимо «ящерица метнула любопытный взгляд и исчезла».
Так детально, цветасто и образно видеть и отображать «прозу жизни» дано только большим мастерам художественного слова.
Отдельный цикл заметок «Журнального столика» посвящен николаевским художникам. Перечитываю их и удивляюсь удивительной словесной точности передачи впечатлений не только от сюжета, но и цвета картин. Вот, для примера, что почувствовал Январев, когда впервые увидел полотна нашего земляка Андрея Антонюка. Коротенькое эссе называется «Целебная лазурь», и в нем Эмиль пишет: «.…прекрасно помню насыщающий меня цвет. Или, может быть, правильней, если продолжить сравнение с источником,- утоляющий цвет. Это было самое то, без чего мне трудно жилось в ту пору: без нежно-фиолетовой мерцающей реки, где мерцание возникает даже не от небесного света, а, скорее всего, от каждой речной капельки – само по себе – ведь все сущее на земле и создано, чтобы светом втягивать в себя человека. Мерцала фиолетово-голубая река, мерцала лодка и какие-то сельские женщины на них…».
Читаю и не знаю, чему удивляться больше. То ли точности неповторимого колорита художника, переданного Эмилем, то ли удивительной синтаксической свободе словесного построения абзаца, в котором органично переплетены глубина мысли, проникновение в мир художника с поэтикой восприятия красок его талантливых полотен.
Характерная черта январевской прозы – глубокая пропитанность истинной поэзией будней, чуткостью к слову. О чем бы ни зашла речь. Вот он говорит о живописи Ивана Булавицкого и, чтобы убедить нас в самобытности его картин, приводит коротенькую мандельштамовскую строчку: «Художник нам изобразил глубокий обморок сирени…». Цветы, нарисованные николаевским художником, и образ, созданный гениальным поэтом, даже после первого чтения врываются в память навсегда.
Упоминая о творчестве Павла Тычины, Эмиль называет его первые стихи «акварельными». И одним эпитетом точно высвечивает особенность ранней поэтики большого украинского поэта. А ингульская волна у него не бьется в берег реки, а «гладит» его. Чайка у него – лукавоглазая. Таких зрительных, образных и словесных находок, наполняющих каждую страницу «Журнального столика», не счесть.
Умение строить сюжет является важной составляющей мастерства прозаика. Во втором томе Январева - девяносто восемь рассказов, связанных с жизнью николаевских писателей, художников, артистов, журналистов, и сюжетно всякая история построена по-своему, не повторяется. А форма изложения каждого материала удивительно разнообразна. Причем она не надумана, а подсказана сущностью и особенностями творчества того человека, о котором рассказывает писатель. Так, чтобы читатель смог лучше понять и прочувствовать особенности произведений гениального Джойса, который первым решился описывать поток человеческого сознания, Эмиль свое эссе о творчестве этого писателя тоже пишет в «поточной» форме. На четырех страницах его текста нет ни одной точки. Они написаны одним предложением. И только в самом конце, как глубокий вдох после долгого плаванья под водой, - троеточие…
Каждая заметка «Журнального столика» имеет свое звучание, собственный аромат, особый настрой. И еще – в них, как в копилке, удивительным образом собран и сохранен дух того николаевского времени, о котором рассказывает писатель. Это и наши уже полузабытые словечки (гембич, указницы, ходить пешедралом и много других). И бытовавшие в то время анекдоты, которые современной молодежи, к счастью, уже вряд ли понятны (по поводу кандидатской диссертации и докторской колбасы, или николаевская байка о плавающем якоре).
Литературу и понимание поэзии можно постигать по специальным учебникам. А можно, что гораздо лучше, просто посоветовать желающим прочесть январевский «Журнальный столик». Кстати, именно так и поступал сам поэт, многие годы обучая своих учеников вечерней школы на классических образцах русской словесности. И это прекрасно. Ибо нет лучшего педагога, чем конкретный пример.
Читал этот аккуратный томик и не раз с сожалением заглядывал в конец книжки. Огорчало, что непрочитанных страниц остается все меньше и меньше… Вспомнилось детство, когда самое вкусное оставлял напоследок. Составители сборника тоже, видно, поступили подобным образом. После интересной подборки фотографий они вставили еще целую главу с символическим названием «Корневая система». В ней переплетаются воспоминания Январева о талантливом украинском прозаике Иване Григурко, поэте-песеннике Анатолии Поперечном, известном музыканте и композиторе Киме Брейтбурге, Владимире Высоцком и других знаменитостях. Но говоря о людях, прославившихся по всей стране, Эмиль каждого из героев своих заметок каким-то боком поворачивает к родному Николаеву. И мы, читатели, без всяких поучений начинаем понимать, что понятие периферии в искусстве отсутствует. Что решающее значение имеют не удаленность от столицы, а уровень талантливости личности и степень ее привязанности к своим корням.
И, опять-таки, личным примером своих воспоминаний он учит нас тому, как важно человеку сберегать память о тех, с кем ему довелось встретиться в этой жизни. Будь то великий певец, писатель, художник или городской сумасшедший, потерявший рассудок на фронте, когда стал свидетелем гибели детей…
Мельпомену – богиню памяти греки еще на заре формирования европейской культуры назвали матерью всех муз. Именно в способности сберегать прошлое, не давая ему затягиваться паутиной забытья, и кроется предначертание подлинного Искусства. Вот почему люди тянутся к литературе, музыке, краскам…
Хочется от всей души поблагодарить издателя и составителей «Журнального столика» за предоставленную возможность сохранить в памяти читателей еще одну грань творчества Эмиля Январева, беззаветно преданного родному городу.
Илья Стариков,почетный доктор НАПН Украины, профессор НГУ им. В.А. Сухомлинского.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике