Последний ассирийский царь...

С потолка просачиваются большие капли талой воды и громко булькают, разбиваясь о пластмассовые стаканчики из-под сметаны, расставленные по полу. Иногда сверху отслаивается подмоченная известь и посыпает голову. Что-то вроде пепла в каменной пещере. Только пещера – высоко, аж на пятом этаже, под самой крышей. В реальности это – мастерская николаевского художника Евнана Мирзоева. Когда-то, более 30 лет тому назад, это здание было выстроено специально для членов областной организации Союза художников, образовавшейся в нашем городе в 70-е годы. Теперь Дом художников и мастерские ветшают, их никто не ремонтирует, через дырявую крышу просачивается талый снег прямо на произведения искусства...
Но что за мелочи, если на полотне художника рождается новая мысль? Аллею из огромных, почти фантастических деревьев осветили первые лучи солнца, залили все небо слепящим светом, выхватили у ночи первые ярко-зеленые листики. Утро – это жизнь сначала. Найдены краски, передано настроение. Акт творчества состоялся! Последние штрихи, и пейзаж оживает, цепляет за душу, излучает свет. Удивительно, как художник в этой сумрачной мастерской с потрескавшимся мокрым потолком пишет счастье. Наверное потому, что все – преходящее, а искусство – вечно. Жаль только, что от сырости портятся картины. Плесень уже подползла под стекло, разъедает краски на некоторых полотнах, особенно дорогих сердцу... Две глухие стены в мастерской почти до потолка увешаны живописными работами Евнана Мирзоева. Картины – это исповедь, вся жизнь художника, состояние души, его биография.
Как-то раз в мастерскую Мирзоева зашел один состоятельный предприниматель, хотел для офиса картину присмотреть. Увидел огромное количество работ, воскликнул: “Так ты самый богатый человек на свете!”. Возможно, так оно и есть. Смотря чем мерить богатство.
Из угла у окна мастерской сурово, но печально смотрит на все это “Последний Ассирийский царь”. Вернее, это автопортрет художника, разделенный пополам. Автор стоит за мольбертом с изображением каменного рельефа, потому видно только пол-лица. Но образ художника и живописное изображение рельефа Ассирийского царя – это одно и то же. Две половинки – как одно целое. Сам подлинник рельефа, искусно выполненный в старину ассирийскими мастерами, находится в Британском музее. Евнан Мирзоев лишь перевел его в живопись. Этот образ символизирует Ассирийскую державу, которой стрелы пронзили позвоночник, и она умирает в страшных муках. Каменный царь – это часть самого художника, история народа и всего фамильного рода Евнана Мирзоева. Он – ассириец, довольно редкая национальность, а для Николаева даже экзотическая. Но Евнан Мирзоев не чувствует себя национальным меньшинством, как их принято в последнее время называть. Художник просто живет и творит. Город Николаев питает его своей открытой душой. А его родовые ассирийские корни – соком из глубин. Он помнит свое родство и не отрицает реальной действительности.
Ассирия – древнее государство, располагавшееся на Ближнем Востоке в Северной Мессопотамии по берегам реки Тигр, было разгромлено завоевателями и перестало существовать еще в начале VI века до н.э. Ассирийцы разбрелись по всему свету, обитают в Иране, Ираке, Сирии, Турции, их можно встретить в Европе и США и т.д.
– Мои предки жили на территории Турции, – рассказывает Евнан Мирзоев. – В начале ХХ столетия турки-османцы преследовали иноверцев, устроили кровавую бойню армянам, истребляли ассирийцев-христиан. По семейным преданиям, мой дед собрал уцелевших ассирийцев и повел их через горы, к Кавказу. Турки подстерегли беглецов, моему деду, предводителю отряда, отсекли голову... Деда звали Евнан Мирзоев. Бабушка с детьми уцелела. В этом походе, при пересечении границы, как раз и родился мой отец, Исраил. Это было в 1914 году. Семья поселилась в Азербайджане, в немецкой колонии Гринфальд, где прожила много лет. Там отец встретил мою маму, ее звали Асей. Там родились трое моих братьев, сестра Ольга и я – самый младший в семье. Меня назвали в честь героического деда – Евнаном...
Но это не все мытарства, которые переживало семейство Мирзоевых. Гонимые сталинским режимом, Мирзоевы переехали в Чечню, в маленькое село, откуда в послевоенные времена, в 1947 году, выселили чеченцев (эти события очень ярко описаны в повести Анатолия Приставкина “Ночевала тучка золотая”). Затем чеченцы вернулись, пришлось переехать в город Грозный, из которого снова бежали – уже в годы новой «чеченской войны». И все же, в Азербайджане, Чечне прошло детство Евнана Мирзоева. И, несмотря на бытовые неурядицы, детство вспоминается, как самое золотое, светлое время. Там было фруктов в изобилии: хурма, инжир, гранаты, яблоки, персики. Фруктами дети питались, иногда собирали плоды и сдавали заготовителям. Сами дети добывали еду для семьи, косили сено, копали репу, картошку, собирали съедобную зелень. Утром запрягали бычка в телегу и уезжали на целый день. Возвращались домой только к вечеру с полной телегой. Иногда зарабатывали даже деньги, сдавая заготовителям фрукты или продавая в стаканчиках зеленую алычу (ее местные жители бросали в борщ вместо щавеля). Однажды, продав несколько стаканчиков зеленой алычи, заработав свою трудовую копейку, Евнан не потратил ее на чепуху, а пошел в фотографию – это было событие! Там фотограф выдавал клиентам бескозырку, ставил у штурвала нарисованного корабля, который, с легкой руки местного маляра, почему-то плыл по озеру с лебедями. Картина впечатляла! Так эта фотография на фоне озера с лебедями, как далекий привет из детства, хранится у Мирзоева до сих пор. Однажды, когда Евнан Исраилович уже был взрослым человеком, дипломированным художником, ему приснилось это село и детство. Утром проснулся – и к брату: “Давай поедем, очень тянет в родные края”. Сели на машину и поехали. Но не узнали ни своего дома, ни улицы, ни села. Все изменилось.
Где и когда пришла к Евнану Мирзоеву эта трепетная тяга к изобразительному искусству, трудно сказать однозначно. Может, природа нашептала. А может – проснулась родовая кровь еще с доисторических времен, через века передалась от ассирийских мастеровых, творивших шедевры искусства на каменных плитах. Но только однажды в детстве Евнан увидел картину под названием “Свежий ветер” в сельском клубе – это было потрясающе. Мальчик попросил у местного художника этюдник, кисти и краски и стал рисовать свой отчий дом с деревянными колоннами. Оказалось, не так-то просто взять и нарисовать. Потом школьный учитель рисования Михаил Павлович, который увидел в пареньке тягу к искусству, взял его в Грозный, повел в музей, в мастерскую к профессиональному художнику. Позже учитель добился, чтобы Евнану прислали приглашение из Министерства культуры на учебу в художественное училище. Отец не возражал. Он проводил четырнадцатилетнего отпрыска на железнодорожную станцию, посадил в поезд: “Пробивайся, сынок!”. Так и началась его взрослая жизнь.
После окончания Тверского художественного училища Евнан ушел в армию. Служил в Калининграде. Служба была – что надо. И не только потому, что в армии художников очень ценили. Просто Евнан Мирзоев всегда и везде находил друзей. А тонкое чувство юмора помогало найти выход из любой сложной ситуации.
Прибегает однажды солдатик к армейскому художнику и передает задание: “Командир приказал написать номера на бортах грузового автомобиля!”. Евнан, развалившись на стуле, серьезно так отвечает солдату: “Так давай, тащи сюда борта. Чего стоишь?...” Солдат опешил. А потом давай хохотать...
После армии Евнан приехал в Николаев, где уже обосновался его старший брат Федор. Город ему тоже понравился. Вот и остался здесь жить.
Мирзоев – николаевский художник. В этом сомнений нет. Почти сорок лет тому назад город его принял, пожал мужественную руку (руки у Мирзоева – отцовские, большие, крепкие) и сказал: “Твори!” Здесь он состоялся как личность, окончил заочно художественно-графический факультет Орловского пединститута, стал членом Союза художников Украины, здесь он встретил свою единственную и неповторимую жену Олю, родились и выросли его сыновья Рустам и Денис, теперь подрастают внуки – Костик и Софийка. Все работы создавались в этом городе. Пейзажи южной степи, морские и лиманские берега, луга, деревья, окрашенные знойным летом и сизыми туманами – все это написано искренне, с любовью, без фальши. И все же в творчестве николаевского художника (казалось бы, уже здешнего – до мозга костей) настойчиво и ярко прорывается Восток. А Восток, как известно – дело тонкое. Вот три обожженных восточных кувшина с цветущей веточкой – на пылающем красном фоне. Вот на подоконнике рассыпаны плоды граната с обнаженными ярко-красными зернами, а за окном падает “гранатовый дождь” – так художнику видится “Зрелое счастье”. Апельсины, как шары, разлетевшиеся по зеленому сукну. Яблоки, летящие над морем – одни яркие, с четкими очертаниями, другие почти растворились в туманной дали. Это картина “Память”, посвященная друзьям, ныне живущим и ушедшим в мир иной. Все эти работы “свежие”, написаны в последние годы, навеяны детством и осмысленные теперь.
В детстве человек познает мир, повзрослев – создает свою действительность, а в зрелые годы к нему приходит осмысление всего прожитого. Может, потому художника все больше посещают философские размышления о смысле жизни, земном и неземном, борьбе добра и зла, появляются лики святых. Трогают до глубины души его “Материнское благословение”, “Сретение”, “Троица” и многие другие замечательные работы. Удивительно, но в большинстве работ роль живого существа выполняют деревья. Дерево плачет, дерево кричит. Удивляется. Радуется. Гнется от житейских невзгод. Одинокое. И в кругу друзей. Если попадается человеческое лицо, то его все равно затмевает дерево. Очеловеченные деревья, кажется, ближе художнику по духу, чем одеревеневшие люди. Деревья не предадут, не продадут, не обманут, не соврут. Они искренне и чище. Молчаливые живые существа.
...Мирзоев восседает на потертом диванчике в мастерской на фоне своей картинной галереи, как ассирийский царь Ашшурбанипал – с гордой осанкой, независимым взглядом. Он ассирийский – но не последний царь. Его дело продолжают дети и внуки. Старший – Рустам Мирзоев – уже известный в Николаеве и Украине художник. У него свой стиль, свое мировоззрение и видение окружающего мира. Он окончил художественное училище, даже учился какое-то время в Санкт-Петербургской академии художеств. В своем творчестве он не стал копировать отца, а нашел свою дорогу.
– Мне иногда хочется ему подсказать, научить, – рассказывает Евнан Исраилович. – Рустам деликатно выслушает. И сделает по-своему. У него есть собственное мнение и профессиональное достоинство. Рустам добился признания и без моего вмешательства. Я рад, что он именно такой.
Младший Денис совсем другой. Он тоже художник. У него потрясающее чувство цвета и детали. И хоть Денис занимается творчеством мало, приходится зарабатывать на жизнь и кормить свою семью, но то, что он делает, очень впечатляет. Вот хотя бы натюрморт с дыней. Или, к примеру, кувшин...
На полке в мастерской Мирзоева среди ваз, подстаканников, рулонов возвышается кумган – восточный, серебряный с чернением, кувшин. Однажды к Евнану в гости зашел знакомый художник, увлекающийся стариной. Увидел кувшин – и ахнул: “Так это же настоящий, старинный! Продай”. Мирзоев покачал головой: “Не могу”. “Я заплачу, сколько скажешь”, – не унимался коллега, все повышая цену. “Не хочешь продать, дай хоть в руках подержать”... Увы, кувшин оказался всего лишь бутафорией. Это Денис, учась на втором курсе художественного училища, изготовил бутафорский восточный кумган из папье-маше. Да так искусно подчеркнул все мелкие детали, еще и “почернил серебро”, что не один знаток старины ошибался, принимая его за подлинный.
Вот такие чудные, замечательные потомки “ассирийского царя”.
Екатерина Наточа.
Фото автора.
28 марта художнику Евнану Мирзоеву исполнилось 70 лет. “ВН” поздравляет его с юбилеем, желает здоровья и воплощения всех творческих замыслов.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике