Полет Шмуля (повесть о не стоящем человеке)

Юлий Герцман - наш земляк. Учительский сын из Врадиевки, он окончил с золотой медалью Врадиевскую школу №2 и поступил на экономиста в Рижский институт инженеров гражданской авиации. "Засветился" во всесоюзном масштабе как член знаменитой команды КВН - остроумные и артистичные рижане тогда, в начале 70-х годов, очень достойно пришли на смену чемпионам Союза - кавээнщикам из Одессы. Тем самым, из числа которых вышли потом ныне всенародно знаменитые "одесские джентльмены" (среди них и чуть более молодой наш земляк Олег Филимонов). С тех пор Юлий Герцман, поселившийся после окончания института в Таллинне, стал заметной фигурой в союзной "сатирико-юмористической" тусовке: издал книжку «Подставьте, пожалуйста, кумпол», публиковался во многих изданиях, в том числе в суперпопулярном "Клубе "12 стульев" в "Литературной газете". Его рассказы охотно брали в репертуар известные исполнители, а "Проект спасения Пизанской башни" разошелся огромным тиражом на пластинке незабываемого "пана Зюзи из кабачка "13 стульев" - артиста Зиновия Высоковского.
Ныне Юлий Герцман живет в Лос-Анджелесе. Он доктор экономических наук, крупный специалист в области финансов. Однако продолжает оставаться блестяще остроумным, широко эрудированным и на редкость веселым человеком - почти таким же, каким он был в далекие 60-е годы, когда мы с ним познакомились и с ходу крепко подружились в областном лагере школьного актива, что размещался тем летом в интернате села Мешково-Погорелово под Николаевом.
Опубликованный в одном из русскоязычных интернет-журналов рассказ Юлия Герцмана "Полет Шмуля", на мой взгляд, будет интересен и широкому кругу читателей "Вечерки", и помнящим семью Герцманов его землякам из Врадиевки, и нашим с ним общим друзьям детства, с которыми довелось провести незабываемое лето в лагере старшеклассников над Ингулом.
Владимир Пучков. *** ПОЛЕТ ШМУЛЯ Повесть о не стоящем человеке «Юлик-Шмулик» – дразнили меня в детстве родственники, и я, не понимая причины, отходил в сторону и горько плакал. – Надо проветриться, – решительно сказал Юрка Кассирский, - что-то мы с тобой в этой конюшне застоялись.
А и правда застоялись. Конюшня называлась «Эстонский филиал Всесоюзного Государственного проектно-Технологического института Центрального статистического управления Союза Советских Социалистических Республик», сокращенно: ЭФ ВГПТИ ЦСУ СССР.
Контора была святая. Во-первых, у нее были филиалы во всех союзных республиках, что давало широкие возможности для командировок. Во-вторых, проекты высасывались в лучшем случае из пальца, а про худший и упоминать не хочется. Поэтому их никто не проверял, поэтому делать было абсолютно нехрена, поэтому каждый занимался, чем хотел. Я лично писал диссертацию по экономической эффективности распределенных вычислительных систем. Таковых в стране еще не было, а что касается эффективности, то все знали, что она нужна, но не очень понимали, что это такое. Простор для юношеских фантазий был вполне широкий. Пока что под шумок я выбил себе допуск и ежедневно ходил в спецхран библиотеки Эстонской академии наук читать Wall Street Journal и Financial Times, в которых органы зачерняли статьи, открыто хающие советскую власть и электрификацию всей России. Надо, однако, заметить, что эстонские цензоры, в силу особенностей национального характера, рвением не отличались и марали далеко не все и не очень тщательно. Да, просто необходимо еще указать, что родина платила нам относительно приличные деньги. Я лично, как главный конструктор проекта, получал 260 р. в месяц. Плюс еще 15 % премиальных. Бонусов, как теперь принято говорить. Тех самых, из-за которых нынче харчат уолл-стритовских акул. Меня лично за моих 39 бонусных рублей в месяц никто не харчил, что еще раз демонстрирует преимущества социализма над капиталистическим способом производства.
В общем, немудрено, что компания там собралась замечательная. Мой заведующий лабораторией Саркис Ованесян интересовался только двумя вещами: разводом и дискриминантным анализом, причем как-то умудрялся увязывать их друг с другом. Каждый день, когда я собирал манатки, чтобы идти в библиотеку, он устремлял на меня невыразимо печальный взор и просил: «Слушай, если там что-нибудь будет про дискриминантный анализ, своруй, да? Литературки не хватает для списка, а искать времени нет – развожусь, помнишь?». Увы, ни в одной из читаемых мною газет слова не было про дискриминантный анализ, впрочем, как и про экономическую эффективность вычислительных систем коллективного пользования. В конце концов Сарик развелся, быстро женился на латышке с цыганским именем Аза, защитил диссертацию по применению дискриминантного анализа в чем-то скорбно-производственном и стал достойным членом общества. Пребывала у нас еще семейная пара местечковых затрушенных евреев, будто сошедшая со страниц «Мальчика Мотла» незабвенного Шолом-Алейхема. Программисты они были превосходные, и мы называли их супругами Кюри. Потом, когда социализм дал дуба, они, не теряя местечкового облика, стали одними из крупнейших экспортеров химудобрений и мультимиллионерами. Была еще пара-другая колоритных личностей, но истинной красой и гордостью коллектива был главный конструктор проекта Юрий Семенович Кассирский. Чем он занимался, не знал никто, он даже не притворялся, что чем-то занимается, а просто приходил на работу во всем кожано-импортном, благоухающе-элегантном, рассказывал пару историй, в которых фигурировали неуставные отношения полов, жалеючи глядел на наших супругов Кюри и отбывал в неизвестном направлении. Начальство его даже для блезиру не трогало, ибо кто же другой мог выбить финансирование под дохлую тему или организовать для приезжающего начальства баньку, да со шведским пивом, да на берегу озерца, да с парой юных ангелесс, припархивающих в наш унылый конторский мир не иначе как с седьмого неба?
В общем, всем было хорошо, но над благоденствием нашим стали собираться тучи: в Москве поменяли начальство, поползли глухие слухи о сокращении числа филиалов, уволилась наша директриса, и еще неизвестно было, кто придет. На наш уютный мир снисходила тусклость. В этих условиях Юрий Семенович и выдвинул свое предложение. «Ну и где будем ветриться?» – спросил я. «Айда в Ташкент!» В Ташкент я с нашим удовольствием – там у меня жили родители и родной брат, и двоюродные с семьями. Мы вовсе не были ташкентскими людьми, с любовью описанными Диной Рубиной, но мой отец был ранен под Варшавой и сутки пролежал в болоте; каждую весну и осень его курочило так, что спал он лишь стоя коленками на стуле и положив голову на стол. Врачи советовали переехать туда, где климат сухой, а маминого брата как раз строительная судьба забросила в Ташкент, вот и образовалось.
– Конечно, давай, – с радостью согласился я. - Остановиться можно у моих...
– У меня друзья есть, остановимся каждый у своих, пойдем в Яму...
Яма, чтоб вы знали, был район, где процветали частные подпольные ресторанчики. Год был 1977, страна жила в эпохе развитого социализма, частные точки были безумно дороги.
– Юрка, побойся бога, у меня дочка маленькая, я лучше ей фруктов куплю, чем деньги в Яме просаживать буду.
– Хватит на все! Телевизор надо смотреть! У нас какой такой Пленум только что был? По развитию аграрно-промышленного комплекса. Это значит, что жрать народу вообще нечего. Мы с тобой купим по двадцать штук курей и загоним их по червонцу за милую душу. С корзиной оторвут!
Противиться напору Кассирского не было никакой возможности, желания и вовсе. Поэтому через неделю мы стояли в Таллиннском аэропорту, прогибаясь под весом битком набитых сумок. Я притрюхал на автобусе, а Юру доставил на машине папа – Семен Абрамович Кассирский, обликом похожий на пикового валета, только очень поношенного пикового валета.
– Юра, – скорбно сказал он, – я маме не скажу, но я чувствую, что ты будешь есть этих курей не ртом.
Юра покровительственно похлопал папу по щеке, и мы отправились в летательный аппарат. Времена были наивные, никто не потребовал сдать битую птицу в багаж, наоборот, стюардесса, постанывая от натуги, умостила кошелки в гардероб. Одну на другую.
– О! – обрадовался Юрка. – Спрессуются, скажем, что импортные.
Двигатели, как говорится, взревели. Полет из Таллинна в Ташкент был ночным с двумя посадками: в Куйбышеве и Челябинске. Дорогу до Куйбышева скоротали интеллигентным способом: игрой в деберц. Едва самолет подрулил к вокзалу, мы, схватив бурдюки, рванули к трапу. Юрка на ходу объяснил стюардессам, что нас в Куйбышеве встречают, и мы это отдадим. Стюардессы с видимым облегчением улыбнулись. В голову закралась нехорошая мысль: наши куры перегрузили самолет и угрожали безопасности полета.
Едва вышли из загородки, Юра поставил меня сторожить груз, а сам отправился на поиски покупателей. «Пойду в парикмахерскую, – сказал он, – лучше всего продавать через парикмахерш. Потеряем процентов десять, зато – оптом». Я поверил – его будущая бывшая жена отоваривалась у парикмахерш. Ждать пришлось довольно долго, за это время у меня даже попытались одну сумочку скомуниздить: тощий шустрый мужичонка разогнался, на бегу попробовал подхватить ее и рвануть дальше, но не осилил, споткнулся и, выронив волшебное слово: «Ё!..», навернулся и почесал на четвереньках под дружелюбный хохот присутствующих. Кассирский появился серьезный: «Им как раз вчера кур завезли. Непруха. Ладно, в Челябинске толкнем».
Увидев нас с родным грузом, стюардессы не обрадовались. «Не встретили, – объяснил Юра, – Опоздали, наверное». Стюардессы, кряхтя и шепча под нос что-то, очевидно, из «Правил поведения летного состава при обслуживании пассажиров», опять соорудили в гардеробе параллелепипед.
В Челябинске мы вновь кинулись к сумкам. У стюардесс отвисли челюсти. Буквально. «В Куйбышеве опоздали встретить, – благодушно сообщил Кассирский, – Может, в Челябинске догонят». Стюардессы радостно закивали. Юра попытался оставить меня возле буфета, а сам намылился, конечно, в парикмахерскую. «Не надо, – устало сказал я, – Посмотри на витрину». На стеклянной полке, похотливо раздвинув бледные культи, возлежала курица. Или петух. Пол не определялся в связи с усекновением гениталий. На стюардесс было страшно смотреть. Тогда не царствовало еще это увлечение терроризмом, поэтому они приняли нас либо за сумасшедших, либо за членов таинственной секты таскунов, которых истовая вера заставляет таскать туда-сюда тяжелые предметы. И то, и другое пугало. Кормили (в те времена еще кормили!) на перегоне из Челябинска в Ташкент, как раз аккурат в четыре часа ночи. Давали сосиски в намертво приваренном к фаршу целлофане с баночным зеленым горошком и рыбкой «шпрота». Но к нам стюардесса подошла с льстивой улыбкой: «Для вас у меня есть две порции из пилотского ужина». Очевидно, она боялась, что в Ташкенте мы и ее куда-нибудь унесем, вот и решила откупиться деликатесом. Пилотский рацион оказался, конечно же, анемичной четвертушкой сами знаете чего, с тем же горохом, но с двумя рыбками. От переноски тяжестей у меня, похоже, стали расти мускулы, и телу требовался протеин, потому, несмотря на тяжкие предчувствия, птицу я употребил едва ли не в один заглот, а рыбка и вовсе скользнула в меня, как в мусоропровод.
(Продолжение в следующем номере).

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике