Нетрадиционная «Чайка»

Размышления неравнодушного зрителя после спектакля
Премьера спектакля «Чайка» в Николаевском академическом театре драмы и музыкальной комедии по одноименной пьесе А.П.Чехова. Руководитель проекта народный артист Украины, заслуженный деятель искусств, заслуженный работник культуры Украины Николай Берсон, режиссёр-постановщик Сергей Павлюк, художник-постановщик Алла Локтионова.
В конце 1895 года Антон Павлович Чехов сообщил о «Чайке» издателю А.С.Суворину: «…Написал пьесу. Комедия… много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви». В окончательном варианте пьесы «пять пудов любви» не получилось. В спектакле «Чайка» Николаевского украинского театра любви, как таковой, тоже немного. Да и та, что есть, неразделённая, трагическая. Двадцатипятилетний сын актрисы Ирины Николаевны Аркадиной, по мужу Треплевой, Константин Треплев, самозабвенно любит Нину Заречную, юную дочь соседского богатого помещика. А она любит писателя Бориса Алексеевича Тригорина, любовника Аркадиной. «Треугольник». Взаимоотношения других персонажей спектакля любовью, в чистом, возвышенном смысле этого понятия, не назовёшь. Сплошные компромиссы. Персонажи льнут друг к другу, но искры любви не высекаются. Словом, «всё, как в жизни». Действие происходит в имении помещика Петра Николаевича Сорина, брата Аркадиной.

Разрешите возразить
В зрительном зале сосредоточенную тишину периодически взрывают искренние аплодисменты, а после спектакля слышу недоуменные вопросы некоторых театралов: «Зачем было переводить Чехова на украинский язык?», «Надо ли переделывать классику на свой лад?».
Но если при жизни пьесы Чехова были переведены на болгарский, чешский, немецкий и другие языки, то почему перевод на украинский вызывает вопросы? Что касается отношения к классике, то тут однозначный ответ: оно должно быть бережным, уважительным. Но классика не холодная замшелая скала, а неисчерпаемая многогранная сокровищница, каждой гранью излучающая вдохновенную творческую энергию, новый свет, новые мысли, ассоциации, предположения. Важно сохранить дух классики. «Буквы», на мой взгляд, могут быть и разные.
Литературный приём «заглядывания» в прошлое своих персонажей используют многие авторы литературных, художественных произведений, в т.ч. и сценических. Предположительный взгляд в будущее персонажей встречается реже. Непривычная трансформация. Она, по-моему, во многом и определила категорическое утверждение некоторых театралов на предмет нашей сценической «Чайки»: «Это не Чехов». Но режиссёр-постановщик спектакля Сергей Павлюк и не ставил своей задачей представить зрителям хрестоматийную «Чайку». Жанр своего произведения определил тоже несколько непривычно, но точно – «Театральные раздумья по А.П. Чехову». Замечу, театральные раздумья. А это особый жанр, определяющий оригинальную сценическую стилистику. Режиссёр смотрит на своих персонажей и рассказывает о них зрителю через призму времени, через десятилетия. Как бы развивает на наших глазах характерные особенности, достоинства и недостатки персонажей. Домысливает, во что они могут превратиться в итоге. Посмотрим, уважаемые читатели, спектакль вместе. Со сцены уже звучит бередящая душу мелодия: «Вечерний звон, вечерний звон… Как много дум наводит он…».
На сцене безмолвные мужские фигуры метут, надо полагать, территорию предполагаемого «места жительства» сценических персонажей. Никакой привычной для традиционной чеховской пьесы конкретики. Ни зелёного берега озера, где Треплев убивает чайку, ни признаков помещичьей усадьбы Сорина. Голые, громоздкие, двухъярусные металлические конструкции. Зримый образ нашего бездушного железного века. Территория. Читай, конфликт вне времени, географического пространства, национальной принадлежности. Может произойти (и происходит) везде. Это и места для зрителей домашнего театра в помещичьем имении, и место, где разворачиваются события. Внизу воображаемое озеро. Вода в нём всамделишная, из современного водопровода. Каких усилий стоило театру залить сцену настоящей водой и удержать её в разумных пределах, - можно только догадываться. Кстати, и ливень в спектакле настоящий. И лодка, в которой беседуют, а потом и уединяются поочерёдно, «с помощью зонта», персонажи, - тоже настоящие. И вода в «озере», и лодка мне представляются символами быстротечности жизни, которую надобно прожить, говоря языком классика советской литературы, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»… Лодка. - малюсенький сколок с нашего огромного «ноева ковчега», то бишь, социума. Каковы же взаимоотношения людей в нём? Исповедуют ли его обитатели Господни заповеди? Хотя бы о любви к ближнему? Иначе ведь и раскачать лодку недолго. А тогда…
Аркадина, какой рисует её артистка Наталья Егорова, - опытная лицедейка и на сцене, и в жизни. Любит только себя и зрительские аплодисменты. Хищница с цепкой хваткой тигрицы и повадками кошечки. Егорова даёт понять, что её героиня больше всего на свете боится потерять внешнюю привлекательность и своего молодого сожителя, писателя Тригорина. Всё, что хоть мало-мальски может нарушить этот альянс, вызывает у её героини злобное неприятие. Боязнь потерять партнёра по жизни и определяет отношение Ирины Николаевны к юной Нине Заречной, блеснувшей талантом в домашнем спектакле, автором которого стал Константин Треплев. Почуяв в Нине соперницу, Аркадина Егоровой свистит, как хулиган на галёрке, грубо требует прекратить спектакль. Обзывает первое робкое самостоятельное произведение сына «декадентским бредом». Исполнительница являет воистину дьявольское равнодушие своей героини к судьбе сына. А уж в монолог Чайки-Заречной о единой мировой душе, её уникальной вселенской памяти, о назначении «венца Природы»-Человека сберечь и передать последующим поколениям дух Творца, победить в упорной, жестокой борьбе с дьяволом, у которого множество обличий и все хотят угнездиться в людях, - и вовсе не вслушивается. Аркадина Егоровой страдает душевной глухотой, не услышит выстрела сына в себя. Не почувствует мгновения, когда он совсем уйдёт из жизни.
Константин Треплев в трактовке артиста Павла Чирвы - человек нервный, до болезненности впечатлительный (всё видит и понимает сердцем), самолюбивый. Натура цельная, талантливая, неспособная на житейские компромиссы. Любовь его к Нине Заречной в буквальном смысле «до гроба». Чирва не играет, а проживает духовно и душевно насыщенную жизнь своего персонажа с той степенью убедительности, которая делает сценический образ живым, близким, способствует зрительскому сопереживанию. Словом, «над вымыслом слезами обольюсь». Пластичный, чуткий, темпераментный артист живописует душевные муки своего героя экспрессивно. Его молчание красноречиво, диалоги подсвечены чистым, глубоким чувством своего персонажа. Понимаешь: Треплев Чирвы никогда не смирится с пошлостью окружающей жизни, лицемерием матушки-актрисы. Одинокий душевно, он страдает в тесном мирке дядиного поместья, без профессии, без гроша в кармане, без материнского тепла и даже без надежды на свет в конце своего жизненного туннеля. Нуждается в любви и понимании, как нуждается в глотке чистого воздуха астматик в момент жестокого приступа. Но, увы…
Словами Треплева Чехов выражает свой взгляд на современный ему театр: «Нужны новые формы… А если их нет, то лучше ничего не нужно…». Антон Павлович для своего времени сам был реформатором в театральном искусстве. «Вывел» на сценические площадки «драму без героя», саму жизнь. Персонажи чеховских пьес на сцене ведут будничные разговоры будто бы «ни о чём», едят, пьют, расхаживают. Под этим внешним спокойствием скрыта напряжённая внутренняя жизнь, кровоточащие душевные раны собеседников. По первоначальному замыслу «Чайки» Треплев виделся Чехову, как центральный образ. В процессе написания пьесы писательский акцент перемещается на образ Нины Заречной – Чайки. Режиссёр-постановщик «Чайки» в украинском театре Сергей Павлюк и исполнитель роли Треплева Чирва утверждают целесообразность первоначального видения Чехова этого персонажа. А также своё собственное понимание главного конфликта пьесы. Делают это темпераментно, живописно, с фантазией.

Комедия с трагедией в обнимку
В разной степени интересны и другие действующие лица спектакля. Петра Николаевича Сорина, каким его представил артист Евгений Ушаков, можно охарактеризовать тремя словами – «человек, который хотел…». Отставной чиновник хотел стать литератором и не стал им. Хотел жить в городе, а живёт в деревне, словно отбывает наказание. Хотел жениться и не женился. Словом, «суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано…». Любит пить херес, курить сигары и спать. Своего слугу Якова иначе, как «твариной», не называет. Такой вот «интеллигент». Сорин Ушакова - рыхлый, медлительный, аморфный, незлобивый. Всем своим видом являет леность, сонливость, неспособность быть хозяином в собственном имении. А вот управляющий незадачливого помещика, Илья Афанасьевич Шамраев - заслуженный артист Украины Андрей Дерик - всем своим видом даёт понять, кто в доме, имении то бишь, хозяин. Говорит мало, но зычно, словно командует взводом. А как умеет выразить жестом свою волю! Роль небольшая. Но это не помешало артисту создать на сцене колоритный образ. Илья Афанасьевич Дерика - сила!
В роли доктора Евгения Сергеевича Дорна - артист Владимир Карпенчук. Как говорит Дорн о себе, в прошлом «превосходный врач-акушер», был неотразим. И в свои 55 Дорн Карпенчука старательно поддерживает физическую форму. Доморощенный философ, знаток женщин и красивой жизни. Карпенчук, похоже, слегка комикует своего персонажа. Шутливо относится и к его «врачебному долгу», и к нервным пациентам. Рекомендует им преимущественно валерьянку. Дорн Карпенчука понимает: болезни его подопечных пилюлями не вылечишь. С тайной многолетней пассией местного эскулапа и одновременно женой управляющего Шамраева зрителей знакомит заслуженная артистка Украины Людмила Баранова. Полина Андреевна Барановой – само смирение, говорит тихо, двигается бесшумно. Благообразная провинциальная клуша Полина Андреевна, однако, способна на поступок. Готова даже пойти на разрыв с постылым грубияном мужем во имя будущего счастья. Полина Андреевна Барановой трепетно, нежно, вкрадчиво склоняет Дорна выйти «из подполья», начать совместную счастливую жизнь. Но её трогательные мольбы не достигают бронированного врачебного сердца.
У дочки супругов Шамраевых тоже женская судьба не складывается. Любит Маша (артистка Ксения Бобух) – Треплева. А он на неё – «ноль внимания». Бедная девочка всегда в чёрном, как в трауре. Полина Андреевна тихонько так подсказывает Константину обратить внимание на Машеньку: «Она славненькая…». Тот не слышит заботливую мамашу. Машенька-Бобух, с вечно кислой миной на лице, тем временем, и к рюмочке прикладывается, и с Тригориным целуется. И домой к своей малолетней доченьке ехать не хочет, и от мужа, учителя Медведенко, отмахивается, как от назойливой мухи. И всё это как-то лениво, вроде бы нехотя, обречённо. Учитель Медведенко у артиста Александра Маглеванного в начале спектакля - тоскующий, поёт печально под гитару. Но когда Маша соглашается, наконец, стать его женой, летает по сцене, как на крыльях. Заливается соловьём. А говорит всё же только об одном: заработок у него 23 рубля, а ртов – четверо. Словом, комедия с трагедией в обнимку.
Нина Заречная Татьяны Марштупы - юная, грациозная, искренняя. Чиста, талантлива, романтична. Подстреленная чайка – художественный образ Заречной, символ чеховской пьесы. Образ Нины, повзрослевшей, испытавшей на себе безжалостные удары судьбы: предательство Тригорина, жестокость родителей, смерть ребенка, бедность - в спектакле, на мой взгляд, несколько микширован. Хочется верить, что выстраданное кредо Заречной - «главное не слава, не блеск… а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй» - вдохновит и артистку в работе над образом своей героини.
Для Тригорина (Александр Щесняк) Нина, драма её судьбы в итоге всего лишь – «сюжет для небольшого рассказа». Борис Алексеевич видится режиссёру и исполнителю этой роли в спектакле в основном через призму времени. А посему несколько отличен от чеховского успешного беллетриста, мастера литературной детали, умеющего одним лаконичным штрихом передать полную живописную картину. Тригорин Щесняка - красив, элегантен, умён. И… на редкость безволен. Драма безвольной личности Тригорина особенно выразительна в дивертисментном танго, языком пластики демонстрирующем демоническую страстную агрессивность Аркадиной и полную неспособность к сопротивлению Тригорина (балетмейстер Елена Хижняк). В спектакле Тригорин Щесняка лениво уступает инстинкту, лениво расстёгивает и застёгивает змейку «молнии» поочерёдно на платьях своих почитательниц: Нины, Маши, Ирины Николаевны. Неотразимый «инженер человеческих душ» - похотливый браконьер в одном лице. Всё, как в жизни.
Важная составная спектакля - протяжные, исповедальной тональности народные песни, щемящие душу русские романсы (музыкальное оформление Сергея Павлюка). Кстати, Антон Павлович Чехов при постановке «Чайки» в Александринском театре очень беспокоился, что «постановщики «не позаботятся» передать настроения его пьесы», что актёры будут играть по шаблону. К счастью, этого в нашем украинском театре не произошло. Режиссёр-постановщик «Чайки» пытается «заглянуть» не только в предположительное «будущее» действующих лиц спектакля, но и в лабиринты писательской фантазии, тайны творчества. В сумрачном пространстве сцены словно всплывают живописные картины. На некоем подобии саночек хмурые мужики везут своих господ… Эти же безмолвные трудяги с косами…В красной, как сполох пламени, рубахе мечется по сцене бессловесный слуга Яков (артист Виталий Маркитан). Здоровенные хмурые мужики выстраиваются на авансцене… Лодка «уносит» распластанного в ней Треплева в неизвестность… Живые, образные картины рождают разные мысли, ассоциации.
О чём всё-таки спектакль? Думаю, о том, как равнодушие, бездумное агрессивное вторжение в жизнь другого человека убивают любовь, судьбу, призвание, талант, саму жизнь. После премьеры «Чайки» прошло время, а я всё слышу мелодию измученной одиночеством души: «Не уходи, побудь со мною…».
Агнесса Виноградова.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике