Рукописные материалы Эмиля Январева, о которых я хочу рассказать, помечены разными годами – 1978-й, 1980-й, 1981-й, но время года везде одно – октябрь.
Обычно в эту пору в городе Пятигорске проводились Лермонтовские праздники, и николаевские поэты были там постоянными гостями.
«Есть особая прелесть в этих Лермонтовских праздниках поэзии, - писал по возвращении Э. Январев в своих заметках. - Во-первых, осень: золотая, окунутая в чистую прохладную лазурь, пятигорская осень. И даже не совсем еще золотая, потому что много вокруг свежей зелени, на клумбах полыхают цветы, а днем становится так жарко, хоть пиджак сбрасывай. А во-вторых, мемориальные места здесь совершенно лишены торжественной академической мемориальности, в них нет музейного холодка, дистанции времени.
Вот Машук – точно таким его видел Михаил Юрьевич, когда поднимался к Провалу. И грот, который сейчас носит имя Лермонтова, тот самый грот, где Печорин увидел Веру, ничуть не изменился с той поры. И грот Дианы, возле которого автор «Героя нашего времени» так беспечно кружил в танце кузину Катю Быховец за несколько дней до дуэли, тоже точно такой, каким был зарисован художником еще в 30-е годы XIX века.
С николаевскими поэтами Валерием Бойченко и Вячеславом Качуриным мы выступали перед школьниками и позавидовали им: наглядные пособия к «Герою» видны из школьных окон – и сахарно-белый Эльбрус, и Машук, и цветник возле целебных источников.
Ну и, наконец, в-третьих, огромную привлекательность празднику придают встречи с разноязычными поэтами, прибывающими сюда затем, чтобы от имени своей национальной поэзии поклониться поэзии Его, завоевавшей весь мир. Так мы близко познакомились с Босей Сангаджиевой (Калмыкия), Раисой Ахматовой и Гириханом Гагиевым (Чечено-Ингушетия), с Азретом Семеновым и Назиром Хубиевым (Карачаево-Черкессия), с Максимом Геттуевым (Кабардино-Балкария) и многими другими».
(Последние строки сегодня звучат уже, как чистая фантастика. Неужели было время, когда соседствующие народы Кавказа посылали в гости друг к другу поэтов, а не террористов? Когда горное эхо разносило не взрывы и стенания людей, а стихотворные строки? А ведь было, было... Специально беру эти комментарии в скобки, чтобы не нарушать высокую гармонию поэзии).
Можно понять душевное состояние поэта, и без того влюбленного в Лермонтова безоглядно, а тут еще – тропинки, улочки, домик, ступеньки... А тут еще – подножье горы Машук, где гений, почти мальчик, лежал, уже убитый, под многочасовым грозовым ливнем.
«Лермонтов! Живая боль наша, до сегодня незатихшая рана! Что делать? Как спасти? Отвести дуло пистолета? Ничего уже не сделаешь, ничего не изменишь...»
Остается – любить. И читать. И думать. И безжалостно кромсать собственные черновики. И, следя тоскливым взглядом за кружением осенних листьев, раскрыть блокнот. И записать:
Держа в руках заветный томик
С «Пророком» и «Бородино»,
приходим в лермонтовский домик,
где все, как встарь, размещено.
И посреди поры осенней
как бы приятельствуя с ним,
о реконструкции музейной
мы даже слышать не хотим.
Не нужно нам вещей похожих!
О, нам споткнуться только дай
о тот единственный порожек,
где мог и сам он – невзначай.
Пусть полумиф, пусть полусказка –
нас, легковерных, к ним влечет:
не выкрошилась та замазка,
не выцвел тот половичок.
И та же краска на калитке,
и рядом – лиственницы те ж.
И те же замыслы в избытке,
и тот же на сердце мятеж.
И полон тайной веры в чудо
беспечный птичий переклик.
И тот «кремнистый путь»
покуда
не классика,
а черновик.
И поставить дату – 7 октября 1980 года. Это стихотворение, названное «Достоверность», так и осталось у Январева в рукописном виде. Он его нигде не опубликовал, зато вписал в свой заветный блокнотик (маленький, в пол-ладони), куда он вписывал и вклеивал наиболее часто читаемое – то ли перед публикой, то ли в узком поэтическом кругу.
Вписал и другое, также не опубликованное:
АССОЦИАЦИЯ
ИЗ ВИТАЛИЯ КОРОТИЧА
О, чья рука такое
не писала!
«Француз!» – «Убийца!» –
«Пушкина!» – «Как так?»
Все искры пистолетного кресала
пожарно пламенели на устах:
«Пришельцы, чужаки!
О, дайте срок
и гнев, который нынче
колобродит...»
Тем временем, Мартынов,
землячок,
на Лермонтова
пистолет наводит.
Название стихотворения точно и символично – ассоциации возникают мгновенно. И в прошлом, и в настоящем...
А в завершение хотелось бы обнародовать еще одно лирическое признание Эмиля Январева, в котором его голос звучит так живо и явственно, что не верится ни в какие иные миры.
Видимо, это набросок выступления на Лермонтовском празднике в Пятигорске:
«Дорогие друзья!
Вскоре лермонтовскому «Завещанию» исполнится 150 лет. Если бы у стихотворений были свои юбилеи! Сколько бы поздравительных телеграмм собрало «Завещание» - лучшее стихотворение русской поэзии! Знаю, что мнение мое субъективно. Знаю, что другие назовут «чудное мгновение», или «О подвигах, о доблести, о славе», или «Не жалею, не зову, не плачу». Но очень многие, уверен, отдадут сердца «Завещанию».
Сколько вместили в себя эти 32 рассказанные тихим, доверительным голосом строчки! Это и апология мужской дружбы: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть...», и негромкая, непоказная гражданственность: «Скажи им, что навылет в грудь я пулей ранен был... и что родному краю поклон я посылаю», и нежное сыновье чувство: «Отца и мать мою едва ль застанешь ты в живых... Признаться, право, было б жаль мне опечалить их», и армейская лирика: «Что полк в поход послали, и чтоб меня не ждали». И, наконец, восемь любовных строчек, равных которым по искренности выражения трудно сыскать в мировой лирике, со знаменитой концовкой: «Пускай она поплачет... Ей ничего не значит!».
Скольким поэтам лермонтовское завещание поставило голос, открыло тайну и магию личной интонации, послужило камертоном и попросту образцом!
Рядом с этими строками невозможно лукавить в поэзии!».
Публикация Людмилы
Костюк.
Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике
Добавить комментарий к новости ""Наедине с тобою, брат...""