Еще на закате перестройки в Украину бурным потоком хлынули проповедники разных религиозных учений. У нас появились и экзотические миссионеры. Некоторые из них эпатажны, но совершенно безобидны, например, кришнаиты. Однако есть в стране и тоталитарные секты, да и обыкновенные мошенники. Что говорить, если духовник мэра Киева нигериец Аделаджа подозревается в банальном мошенничестве. Впрочем, дело не только в мошенничестве. Иные церкви буквально зомбируют своих адептов, превращая в безропотных исполнителей чужой воли. И тогда у человека остается два пути: смириться и поставить крест на собственной судьбе либо попытаться вырваться из сетей, в которые попал.
Конечно, у нас действуют и признанные во всем мире традиционные конфессии, неразрывно связанные с Украиной столетиями совместной истории. Однако все больше плодится сомнительных сект. Предлагаемая читателю история произошла в реальной жизни. Это – рассказ о том, как мать отчаянно боролась за спасение сына, попавшего в одну из таких сект. Боролась – и победила.
По этическим соображениям имена героев повествования изменены, но место, где происходила драма, мы назовем. Вы удивитесь, но это столица николаевских энергетиков – высококультурный и интеллигентный Южноукраинск.
На самом деле то, что именно Южноукраинск и прилегающие села вызывают особо пристальное внимание всевозможных миссионеров, имеет вполне прозаическое объяснение. Более семи тысяч человек из сорокатысячного города работают на атомной станции. Зарплаты на АЭС высокие, уровень жизни в городе энергетиков – тоже. Да и в окрестностях не бедствуют. Поэтому проповедовать здесь выгодно. Южноукраинская десятина, собираемая с паствы, оказывается куда больше еланецкой или казанковской. А многие новые церкви, пришедшие к нам из меркантильной Америки, представляют собой не что иное, как хорошо налаженный сетевой бизнес.
Ну, это так, к слову.
Жил в Южноукраинске парень по имени Павел. Ему не было и двадцати, когда, с детства мечтая стать квалифицированным инженером, он заочно поступил в университет. Павел работал на АЭС вместе с мамой, а в свободное время предавался мирской страсти – ходил в самодеятельный театр в местном ДК. Именно здесь он познакомился со сторожем провинциального очага культуры, который сагитировал его пойти в одну из новоявленных церквей.
Как выяснилось много позже, секта не имела регистрации и действовала незаконно. Однако это не мешало ее лидерам открыто вести религиозную деятельность сразу в двух штаб-квартирах, которые расположились в одном из соседних сел. Молодому Павлу не доставляло труда добраться туда пешком.
Вскоре его мама Нина Федоровна начала замечать, что с сыном творится что-то неладное. Он стал замкнутым, скрытным, раздражался по пустякам и все менее адекватно реагировал на окружающий мир. Появилась ревностная набожность.
– Творилось что-то невообразимое, – вспоминает Нина Федоровна, – Сын стал фанатично верующим и объявил себя чуть ли не вторым Иисусом. Он всерьез заявил о том, что повторит земной путь Христа. Его стали посещать видения, некие голоса, он на полном серьезе общался с библейскими персонажами, его речь стала заторможенной.
На работе над парнем поначалу потешались, а затем и вовсе от него отвернулись. Из смешного чудака он превратился в изгоя. Театр давно был забыт, круг общения свелся к минимуму. Фактически он контактировал только с семьей и членами секты. Парень постоянно крутил диски и кассеты с проповедями, которыми его охотно снабжали единоверцы; запершись в своей комнате, сутками слушал притчи Соломона и читал Библию. Потерю интереса к окружающему миру он объяснял тем, что в миру живут одни грешники, а его удел – истовая вера. Он постоянно истощал себя жесткими постами, больше напоминавшими голодовки, по нескольку суток ничего не ел и не пил. Павел стал меняться даже внешне: полысел, осунулся, а от ночных бдений за Библией и видеопроповедями у него начала развиваться близорукость.
– Сын постоянно поддерживал во мне чувство вины из-за того, что я не разделяю его фанатичных убеждений, – продолжает Надежда Федоровна, – не хочу каяться в грехах и идти в секту. Он считал неправильным, что я придерживаюсь православия.
Так продолжалось три года, а позапрошлой весной ситуация еще больше обострилась. Парень заявил, что он, как первые христиане, подвергается жестоким гонениям. Якобы, на его жизнь покушались шесть раз, во всех местах, где он появлялся, стояли прослушки. Павлу чудилось, что домой к нему приходят знакомые люди, и он разговаривал с ними, хотя на самом деле никого в квартире не было. Он обвинял мать, будто она его хочет то убить, то кому-то продать. Опасаясь, что Надежда Федоровна шпионит за ним и регулярно роется в его вещах, он запирал свою комнату, а однажды закатил скандал с дракой из-за того, что мать будто бы похитила фото девушки из секты, которая была для него «избрана». В итоге ревностный поклонник Христа переселился жить в село, в один из домов покорившей его церкви.
Надежда Федоровна уже не знала, что ей делать, как успокоить сына, привести в чувство. «Когда он приходил домой и я ему готовила обед, – с содроганием вспоминает женщина, – он сверлил меня тяжелым взглядом и говорил: «Ты что, меня не знаешь? Мне ничего от тебя не нужно». А в следующий раз, когда я уже боялась предлагать ему поесть, он обвинял меня в том, что я специально пытаюсь уморить его голодом».
Мама Павлика очень хотела вернуть сына, но не знала, как сделать это. Обострились и имущественные проблемы семьи. Если раньше сын отдавал «братьям» только десятую часть доходов, то теперь стал оставлять им всю зарплату, а вдобавок еще одалживал для них деньги, время от времени тянул вещи из дома. Летом сын вернулся и попросился на время пожить у матери, пояснив, что ему требуются деньги на операцию, а он все должен отдавать общине. Тут же последовал телефонный звонок от пастора, который потребовал деньги. «Какие деньги? – изумился Павел. – Мне нужно удалять гланды и сейчас я сам живу у матери на птичьих правах».
Мы уже упоминали о том, что новоявленные пастыри различных церквей чувствуют себя в Южноукраинске вольготно. Мало того, что они фактически обирают доверчивых и неплохо обеспеченных граждан, заставляют их, помимо денег, нести в общину предметы домашнего обихода, покупать все, вплоть до дров и угля, они еще и решают матримониальные вопросы паствы, давая указания, кому на ком жениться. Так, одного из внезапно «уверовавших» знакомых Надежды Федоровны обязали жениться на женщине много старше его, да еще и с несколькими детьми «в нагрузку». Тот поддался давлению, а когда псевдорелигиозный туман в его голове рассеялся, буквально ломал руки, недоумевая, зачем женился на пожилом и совершенно чужом человеке. Мама Павла боялась, чтобы в общине с ним не случилось того же, но сын впал в иную крайность – в течение нескольких лет у него вообще не было отношений с приятной половиной человечества: ни половых, ни платонических. Никаких.
Надежда Федоровна не сомневается, что на сына оказывалось сильное психологическое воздействие, возможно, гипнотического характера. А, может, его чем-то опаивали, добавляли в пищу или во время служб какие-то препараты? Как бы то ни было, но результат оказался налицо: Павел изменился до неузнаваемости: исхудал, осунулся, выглядел болезненно, с явной симптоматикой наркотического транса, и совершенно не походил на того жизнерадостного и целеустремленного человека, каким был прежде.
Там, где не помогла сила материнской любви, в дело вмешалась медицина. Во время планового медосмотра на АЭС у Павла заподозрили серьезное психическое расстройство. Медики обратились к его матери. Поначалу та боялась рассказать правду, о происходящем в их семье, но потом не выдержала: что скрывать, если и так все понятно? Лучше не медля начать лечение, только бы не потерять сына.
Павлу дали направление в профильное лечебное учреждение. Сперва его не хотели брать в стационар. «Ваш сын общественно не опасен, вот если бы он кого-то убил, тогда другое дело», – так, со слов матери, ей пояснили причину отказа. Но затем врачи изменили решение и госпитализировали Павла. Тот не желал и слышать, что болен, тем более, психически, но все же смирился. Доктора принялись за медикаментозное лечение психоэмоционального расстройства нервной системы.
Несколько месяцев стационарного лечения принесли долгожданные плоды: у парня наступило просветление, он начал адекватно оценивать ситуацию. Когда по возвращении в Южноукраинск он отправился к старым знакомым в общину, мать места себе не находила: ну вот, опять началось! Но очень скоро сын вернулся: «Мама, они знают, где я пропадал эти месяцы, и обсмеяли меня, словно дурачка», – выдавил из себя с обидой.
Сын перестал ходить в церковь, прекратил изнурительные посты и ночные бдения. Правда, остался верующим, иногда читал Библию и смотрел фильмы о Христе, но уже спокойно, без былого фанатизма. Надежда Федоровна старалась тему церкви не обсуждать, чтобы неосторожным словом не допустить очередного нервного срыва.
Через месяц к Павлу домой пришел пастор с единоверцем. Они закрылись с парнем и принялись дружно обрабатывать его, призывая к покаянию и возвращению. Когда мать, через закрытую дверь слушавшая бесконечный монотонный бубнеж самозваного «духовенства», не выдержала и вошла в комнату сына, визитеры тут же умолкли со смиренным видом. «Чем вы тут занимаетесь?» – «Да вот, волнуемся, куда ваш сын запропастился, почему в церковь не ходит?» – «Что, десятинки захотелось?» – «Да нет, что вы, нам не нужны его деньги». Мать, возненавидевшая сектантов с того самого дня, когда заметила, что ее сын под их воздействием постепенно сходит с ума, не выдержала и вдрызг разругалась с пришедшими. Гости спешно ретировались
Она испугалась, что у сына под впечатлением бурной сцены выяснения отношений с недавними «братьями» может развиться рецидив болезни, но все обошлось. Напротив, наступило дальнейшее улучшение. Диски с сектантскими проповедями отправились в мусорное ведро, парень, хотя и не собирался отказываться от веры, стал смотреть обычные фильмы, слушать веселую музыку. Однажды вечером «братья» позвонили на мобильный, но Павел отшил их: «Знаете, вы сами по себе, а я сам по себе. Кто вы такие, чтобы судить мои поступки. Каждому из нас по нашим делам воздаст Бог, а не вы». Окончив разговор, он попросил Надежду Федоровну: «Если ЭТИ еще будут звонить или приходить, говори, что меня нет».
Теперь уже Надежда Федоровна перешла в контрнаступление. Она написала заявление в правоохранительные органы, началось расследование. Тут-то и выяснилось, что церковь действовала незаконно, без регистрации. Расследовалась и версия о сознательном нанесении вреда здоровью Павла, ведь в Уголовном кодексе Украины есть статья 181 «Посягательство на здоровье людей под предлогом проповедования религиозных вероучений или исполнения обрядов», предполагающая до трех лет лишения свободы. Впрочем, на сленге профессиональных юристов эта статья называется «мертвой», поскольку использовать ее в реальной уголовной практике крайне сложно. Что касается версии обманного введения в организм парня психотропных или наркотических средств (а это ст. 314 УК Украины и до 5 лет лишения свободы), доказать ее также не удалось. По крайней мере, аналогичных заявлений от адептов этой секты не поступало. И все же правоохранители надеются, что им через суд удастся хотя бы запретить ее функционирование.
Тем временем Павел возвращается к обычной жизни. Он очень жалеет, что потерял работу на станции: с таким диагнозом его тут же убрали подальше от АЭС – особо опасного и особо охраняемого объекта. И печалится вовсе не потому, что лишился высокой зарплаты. Просто действительно мечтал стать инженером, а не вскапывать грядки, чем ему приходится заниматься сегодня. По городу после его лечения пошло много нелепых слухов. Может, потому и девушки у него до сих пор нет. Уехать бы подальше из Южноукраинска, но куда? Да и зачем? Он ведь не наркоман, не пьяница, не уголовник; болезнь минула, а вместе с ней и былой религиозный фанатизм. Конечно, если бы Надежда Федоровна сразу обратилась к специалистам-психологам, возможно, дело не дошло бы до психиатрической лечебницы. Но о существовании психологов, социальных служб она ровным счетом ничего не знала, а вести сына в поликлинику по месту жительства боялась.
– Я обращаюсь ко всем матерям, ко всем родителям, дети которых окунулись в тот же кошмар, что и мой сын пять лет назад: не сдавайтесь, боритесь за детей, пока не поздно. Этот омут может легко засосать вашего ребенка, и вернуть его к нормальной жизни будет очень сложно.
А со своей стороны автор хочет напомнить сектантам-гипнотизерам и бизнесменам от религии, что если они и вправду верят в Бога, пусть не забывают, что после жизни земной их ждет суд небесный. И не факт, что он окажется «самым гуманным судом в мире».
Станислав Козлов.
Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике
Добавить комментарий к новости "Искушение Павла"