Когда он рассказывает о том, как впервые попал на концерт Рихтера, он отводит глаза от собеседника и мечтательно смотрит в окно, вглядываясь в синеву николаевского неба. Когда же он говорит о том, что музыка без научных расчётов «в принципе не может существовать», его взгляд становится сосредоточенным и серьёзным. Несмотря на то, что во всем мире он известен как представитель группы композиторов «Киевский авангард», сам он себя считает не авангардистом, а модернистом. Ведь модернисты, по его словам, не отказываются от прошлого, а отталкиваются от него, чтобы развиваться дальше и создавать что-то новое. В Николаев на несколько дней прибыл известнейший украинский композитор Леонид Грабовский. В ЧНУ имени Петра Могилы он прочёл серию лекций на тему: «Феномен киевского музыкального авангарда в контексте культуры шестидесятников». Побеседовать с композитором удалось нашему корреспонденту.
День полного солнечного затмения, 30 июня 1954, Леонид Александрович запомнил на всю свою жизнь. Тогда он впервые попал на концерт всемирно известного пианиста Святослава Рихтера. Первое отделение -Шопен, второе - Скрябин. Это был концерт, перевернувший сознание начинающего композитора.
– Я до этого не представлял, что такое фортепиано, и как оно может звучать. Рихтер открыл мне глаза. В тот день он впервые для меня играл не известную тогда никому пьесу Мориса Равеля «Игра воды», – вспоминает Грабовский.
В киевскую музыкальную школу в класс скрипки Леонид поступил в пять лет. В какой-то период мечтал стать пианистом. Когда же впервые появилась мысль стать композитором?
– Это произошло случайно. Я в те годы больше всего играл и увлекался Шопеном. И не только я. Очевидно, это такое начало, которое всех толкает к чему-то другому. В один из дней, когда я был нездоров и был в подвешенном состоянии, я сел и стал что-то импровизировать, и, в конце концов, вдруг написал прелюдию. Это был ноябрьский день 1952 года. Мне было 18 лет. Был импульс, которого я сам не ожидал. Потом постепенно пошли другие пьесы.
Вспоминает Леонид Александрович и как открывал для себя мир западноевропейской музыки, а также таких отечественных композиторов, как Прокофьев и Шостакович, чьи произведения в течение многих лет были полузапрещены. Это были годы, когда слово «декадент» было приговором. С улыбкой рассказывает он о том, как две недели, позабыв о сне и пище, втайне переводил с немецкого попавшую к нему двухтомную книгу «Инструкции к двенадцатитоновой композиции», где он впервые прочитал о таком методе композиции, как додекафония.
Писал Леонид Александрович музыку и на уже готовые сюжеты. Среди его сочинений - романсы на стихи Александра Блока, которые он, впрочем, как перфекционист, считает «незрелыми», симфоническая легенда по повести Николая Гоголя, миниатюры на стихи Велимира Хлебникова, которого он очень любит, а также прекрасные одноактные камерные оперы-буфф на пьесы Антона Чехова.
– Я по примеру других композиторов ещё в консерваторские годы хотел охватить пошире жанры. Занимала идея написать короткую одноактную оперу, чтобы попробовать себя и в этом. Я перебирал разные материалы и потом вдруг неожиданно прочитал про постановку Мейерхольдом трёх водевилей Чехова: «Юбилей», «Предложение» и «Медведь». Собирался писать на все три, но меня хватило только на две. Я специально ездил в Москву, изучал архив Мейерхольда. Но потом оказалось, что он столько наприбавлял, что для музыки это не подойдёт. Более того, мне пришлось самому Чехова сокращать, чтобы это влезло в рамки 45-минутного произведения. Это была первая попытка создать музыку на готовый сюжет и текст.
По словам композитора, в «Весне священной» Игоря Стравинского чувствуется волынский фольклор. Так же украинский фольклор слышен и в музыке Грабовского:
– Самое прямое доказательство этому – моё произведение для 9 инструментов (флейты, кларнета, фагота, античных тарелочек, клавесина, арфы, скрипки, альта и виолончели) «Concerto Misterioso» – «Таинственный концерт» с итальянского. Я посвятил его памяти Катерины Билокур. В данном случае я пошёл на неожиданный шаг, – рассказывает Грабовский. – Я попытался этот фольклор, без которого вы никак не можете с Билокур иметь дело, соединить с методом алгоритмической композиции, основанным на специальном приёме. Этот приём связан со случайными числами. Произведение было закончено в 1977 году. Там использованы все 518 песен из большого сборника песен Явдохи Зуихи, которые собрал и записал фольклорист и скрипач Гнат Танцюра. Таким образом, это стало первым произведением в истории, где украинский фольклор использован парадоксальным неожиданным образом. Это был синтез украинского мелоса и специально скомпонованных сложных ритмических формул.
В 1951 году композитор поступил на... экономический факультет Киевского университета им. Т.Шевченко. Как же композитору удалось объединять в себе любовь к экономике и музыке? Как оказалось, никак:
– Я вообще-то поступал на исторический факультет. Но, будучи серебряным медалистом, я не попал в эту обойму. Был в растерянности, но мне сказали: «Не волнуйся, ты поучишься пару лет, а потом переведёшься». И я пошёл. Но потом, поскольку я стал углубляться в музыку и готовиться к поступлению в консерваторию, мне уже было всё равно, будет ли это экономика, история или политика. Уступая желаниям мамы, я довёл до конца этот курс, но не более того.
С ужасом вспоминает Леонид Александрович о 500 часах спецсеминара по «Капиталу» Карла Маркса. Единственное, что он оттуда вынес, - это понятие о дифференциальной ренте – дополнительном доходе, получаемом за счет использования большей плодородности земли и более высокой производительности труда.
Говоря о процессе сочинения музыки, композитор всё же приходит к мысли, что музыка – это, скорее, наука:
– Очень многие не представляют себе или упускают из виду два разных факта. Музыка бывает «от сердца к сердцу» и как очень интеллектуальная дисциплина. В средние века музыка была наряду с такими науками, как астрономия и геометрия. Это говорит о том, что музыка без научных основ, без расчёта в принципе не может существовать, – уверен Грабовский. – Тем более что число всегда лежит в основе. В основе колебаний, частот. Мне ближе всего концепция, о которой говорил Стравинский. Он говорил: «Для меня самое главное – это ритм и мелодическая или интервальная конструкция».
В таком случае тем более интересно, как же композитор пишет свою музыку? Для этого у него есть определённый план действий:
– Идея композиции иногда исходит из впечатлений. Или же я ставлю себе задачу написать вокальное произведение на тексты, и я ищу ассоциации поэтические. Выбираю, какие звуки, какие фактуры, какой характер, какие звучания, высокие или низкие, какие интервалы, и выстраиваю все эти вещи. Если же я берусь за композицию, связанную не с текстом, то у меня всё это исходит из того, что этот инструмент может делать, а чего он не может делать, что ему свойственно.
В последнее время Леонид Александрович увлекся написанием музыки для клавесина, ведь отечественная музыка для этого инструмента почти отсутствует. Привлекает его и органная музыка. На вопрос о том, какое же, по его мнению, самое главное произведение в истории мировой музыки, - ему сложно ответить, ведь по его мнению, их, как минимум, три: «Месса си минор» Иоганна Себастьяна Баха, «Симфония №9» Людвига ван Бетховена и «Песня о земле» Густава Малера.
В нашем городе композитор впервые. Окраинный Николаев ужасно напомнил ему своим характером Кишинёв. Дворики, заросшие цветами, черепичные крыши, нависающий над домами орех и вьющийся виноград, квадратность построения – всё это напомнило ему Кишинёв его детства. А Соборная улица показалась ему похожей на одесские центральные улицы, «только в улучшенном варианте». В целом, Леонид Грабовский отметил, что в нашем южном городе приятно находиться и дышать теплым майским воздухом.
Напоследок – вопрос о роли музыки в жизни каждого человека. Композитор поделился размышлениями о том, что музыка – это не только наука, но и язык:
– Музыка – это всё-таки язык. И не только язык, это разные языки. Потому что музыка одного направления, одной эпохи – это один язык. И, зная только его, вы не поймёте чего-то более позднего. Зная музыку Бетховена и привыкнув к ней, вы не поймёте Шёнберга или даже Брамса. Непонимание музыки происходит вследствие того, что музыке не учат, не учат разбираться в ней как в языке. Каждый новый язык, каждое новое течение требует того, чтобы разобраться в его грамматике. Вы язык не сможете выучить, пока не вслушаетесь в фонетику. Нужно учиться понимать театр, изобразительное искусство и музыку через усвоение основ языка её. В живописи то же самое. Зная только обратную перспективу, вы не сможете понять иконы Рублёва. Роль музыки в жизни человека – это расширение кругозора. Наш украинский поэт и прозаик Богдан-Игорь Антонич сказал: «Искусство нам дано для того, чтобы лучше видеть, понимать и чувствовать мир». Вот формула, от которой надо отталкиваться для того, чтобы лучше понять мир, окружающий нас.
Елизавета Безушко.
Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике
Добавить комментарий к новости "Язык музыки Леонида Грабовского"