Певец и жертва революции

Столетний юбилей Октябрьской революции – дата далеко не однозначная. Есть и памятник-храм, запечатлевший развитие бесовского времени цареубийств: от Александра II через «кровавое воскресенье» до Николая II – это Спас на Крови, куда заходят не просто помолиться – исповедоваться, очиститься, произвести обряд омовения от въевшейся информационной пыли и липкой исторической грязи. Юбилейная дата настоятельно обязывает к глубокому размышлению и переосмыслению как самой революции, так и роли её вождей, героев и обманутых жертв.

«Мировой пожар
раздуем!»
В этом году исполнилось 130 лет со дня рождения пролетарского поэта Алексея Гмырёва (17.03.1887 – 11.09.1911). При жизни его строки были опасными прокламациями, а советская власть сделала их рифмованными агитками. Многие считают, что Гмырёв вовсе и не поэт, его время прошло, пора убирать его с пьедестала истории. Всё громче звучат предложения о демонтаже бюста поэта в вузовском сквере, переименовании областной библиотеки, носящей его имя. Но отнюдь не все поддерживают эти побуждения, потому как этот пролетарский поэт так же неоднозначен, как и революция, пламя которой обагрило его судьбу.
Даже опытные, образованные революционеры-интеллигенты не смогли удержать и закрепить победу Февральской революции, ориентировав её на преимущества новой, республиканской власти – где уж было разобраться в политическом раскладе общественных сил 15-летнему юноше, в четырёхлетнем возрасте лишившемуся матери, а в четырнадцать и отца, окончившему начальную школу и всего три класса шестиклассного училища.
Родился Лёня (в Николаеве его так называли) в Смоленске. Отец, безземельный крестьянин Михаил Михайлович, спасаясь от голода и нищеты, переехал в город и работал на железной дороге. Осиротевший подросток вслед за старшим братом Афанасием отправился в Николаев и стал учеником слесаря в котельной мастерской судостроительного завода «Наваль». Но уже через год в личной карточке рабочего А.Гмырёва появились буквы НЖ – не желателен, так как причастен к движению бастующих рабочих: среди многочисленной демонстрации мастеровых-судостроителей во время забастовки был замечен как активный её участник. Смышлёный, энергичный, никому не нужный мальчишка-сирота попался на крючок фанатам-прожектёрам, «сеятелям народного счастья». А через год его увольняют с работы с характеристикой политически неблагонадёжного – подросток в 17 лет, по рекомендации старших товарищей, членов Николаевского комитета РСДРП, становится социал-демократом и отважно, без оглядки переходит на нелегальное положение профессионального революционера. Умный, талантливый, пылкий, Алексей знакомится с марксистской литературой, много читает, свято верит в партийные лозунги, близкую победу рабочих, распространяет листовки, выступает в марксистских кружках и на митингах, совершенствуя дар оратора и организатора. Душа сходок и вечеринок, он великолепно поёт, мастерски декламирует наизусть романтические произведения Горького, выполняет самые рискованные поручения партийной ячейки – буквально сгорает на агитаторской работе.
События воскресенья 9 января 1905 г. пробудили в нём поэтический дар – его стихотворение-прокламация «Призыв» распространялось как листовка. Это было воистину кровавое поэтическое «воскресение». Полиция и жандармы начинают охотиться за Гмырёвым, неоднократно его задерживают. Наконец он был схвачен с пачкой листовок и брошен за решетку на 4 месяца. Через год его высылают в Архангельскую губернию, откуда летом он совершает побег. В дороге Лёня заболел воспалением лёгких, по-мальчишески легкомысленно отнёсся к лечению, у него начался безостановочный туберкулёзный процесс, задержать который уже не будет никакой возможности. В сентябре этого же года строптивый юноша вновь в руках николаевской полиции, ему сфабриковано обвинение – умышленное убийство помещика Г.Луцкого. У Алексея новая обитель – херсонская тюрьма. Доказательств по обвинению не было, и быть не могло: Гмырев никого не убивал. Следствие затянули на полтора года, и лишь в январе 1908-го несовершеннолетний «преступник» был приговорён к 6 годам и 8 месяцам каторжных работ. Но из тюрьмы Алексей уже не вышел – строптивого юношу с прогрессирующим туберкулёзом предполагалось сгноить в тюремных застенках. В сырых цементных казематах при полуголодном существовании неизлечимая болезнь начала уничтожать истощённый молодой организм. 11 сентября 1911 г. каторжная камера услышала его последний вздох – поэту было всего 24 года.
Сохранились воспоминания его товарища по камере Рагозина: «За пять минут до смерти Гмырев сказал: «Эх, Афоня, если бы ты знал, как не хочется умирать. Боже мой, да ведь я ещё не жил… Ведь я только начинал жить, только хотел жить, а уж пришла смерть грубая и говорит: «Собирай свои вещи и пойдём». Куда, спрашиваю, и зачем? Да разве я тебе говорил, что мне здесь плохо?» Потом вдруг зарыдал. Так рыдал, что, казалось, угрюмые тюремные стены содрогнулись». Высокие романтические порывы вступили в противоречие с жестокой правдой, с трагическим непониманием мироздания, а перед смертью – с душевной дисгармонией. Страшной правдой и горькой иронией звучат пророческие слова Алексея, безродного романтика, горячо воспринявшего идею вооружённого восстания: «Телами борцов покрывается поле», «павших героев отнесут в братскую могилу» и «одарят цветами памяти, а на развалинах могил построят царство воли и любви».
Похоронили Алексея Гмырёва на заросшем кустарником арестантском участке городского кладбища в Херсоне. Кроме Марии Козловой, невесты поэта, этот могильный холмик никого не интересовал, даже тех, с кем поэт боролся «за волю». Сбылось предсмертное пророчество поэта: «Знаю я, что к могиле моей не придут ни друзья, ни слепые враги…» – могила затерялась.

Наука ненависти
Как могло случиться, что, не повзрослев, не возмужав, не научившись конспирации, умению себя обезопасить, он, в поисках выхода из жизненного тупика, восприняв буквально партийные лозунги и не желая быть рабом, чернью, становится подпольщиком-пропагандистом, учится и учит других ненавидеть и мстить, призывает пролить кровь, свою и чужую?
Не мог знать Алексей, что уже после революции 1917 г. другой поэт, Есенин, о времени наступившего «всеобщего счастья» скажет так: «Пришли те же грабители, те же воры, и вместе с революцией взяли всех в плен».
Хоть и был верующим Алексей, но библейскую литературу читал не столь вдумчиво, как она того требует. «В начале было Слово…» Не успел юноша осмыслить и никто ему не объяснил: слово материально, оно требует ответственности, так как по слову всё сбывается. По слову в его стихотворении-прокламации «Призыв» всё и сбылось в жизни пламенного и нетерпеливого поэта-борца: «смерть иль воля», «для родного края я должен жизнь отдать», «лучше смерть, чем жизнь позорная рабов». А ведь рабы не имеют даже и начального образования – Алексей же закончил семилетку, много читал, занимался самообразованием, любил театр, хорошо знал грамматику, в нём пробудился поэтический и ораторский дар, а некоторые его друзья-революционеры даже учились в столичных институтах.
Да и свобода – понятие относительное: разве люди на земле были когда-нибудь абсолютно свободны? Никогда. А лозунги в «Призыве» зовут на баррикады, где поют «песни мести, воли и борьбы», весь мир делят на гордых рабов и врагов, желают немедленного «царства вечной правды» для «рабов» – для врагов уготована «позорная плаха». Такого «царства» однажды возжелал возгордившийся ангел, за гордыню поплатившийся цветом крыльев: с белых на чёрные. В то же историческое время образованный и богатый граф Лев Толстой томится своей «несвободой» от сытости и разрабатывает философию «опрощения»: отказывается от графских привилегий, ест скоромную пищу, ходит в крестьянской одежде, ежечасно работает и призывает к «непротивлению злу насилием», выбирает безвестную судьбу нищего паломника, повторяя подвиг послушания своего литературного героя – отца Сергия.
Бескорыстный и открытый Алексей не знал, что вчерашний раб-мститель, научившийся выискивать врагов и ненавидеть их, завтра может стать самым жестоким палачом; что эта гражданская война на нашей земле не закончится с победой «рабов»; что царская охранка – облегчённый вариант в сравнении с системой НКВД; что партийцы без угрызения совести, как оборотни, легко перерождаются в олигархов. Не знал он, что повести рабочих на голодный бунт, пусть даже революционный, легче, чем поднять народ на духовный, нравственный подвиг постепенного восхождения по бесконечной лестнице цивилизации, созидания, любви, всепрощения.
В прокламации «Призыв» – что ни строчка, то приговор: «Вперёд на горящие баррикады, возвращаются с которых только изменники». Нет, Алексей это не сам придумал – это «партийные» капканы вождей, точка невозврата для революционеров; в 1941 г. формулировку подкорректируют: «из плена живыми возвращаются только предатели».
«Кровь прольётся… ну и что же?» – это кровавое пятно стихотворения с лозунгом «Цель оправдывает средства» вскоре превратится в реку красного террора. Не мог знать подросток, что умный, талантливый, искренний поэт Гмырёв мог бы «прозреть» и повторить трагическую судьбу свого кумира, буревестника революции – Максима Горького, у которого вначале отобрали «голос», «слово», а затем и жизнь.
Среди пролетарских поэтов Гмырёв выделяется как мастерством, так и тем, что у него, помимо пролетарской тематики, есть ещё и любовная лирика. Но любовная лирика Гмырёва, адресованная николаевской девушке-швее Марии Козловой, тесно переплетается с вольнолюбивыми мотивами.
Обоим было по семнадцать лет, когда они 13 января 1905 года познакомились на вечеринке-сходке. Редкость встреч между арестами, свидания через решетку не повлияли на силу, пылкость и верность чувств Алексея. Любовное чувство не только согревало и вдохновляло Алексея, но и давало силы преодолевать гнетущее отчаяние, временами охватывавшее его в тюрьме. «Нет ни звука веселья у песни моей, / Нет конца беспредельной печали. / Отзовись же, родная, откликнись скорей! / И зажги моё серце любовью своей, / Чтобы струны борьбы зазвучали».
Мария же больше мечтала о личном счастье, просила Алексея поберечь себя для будущей семьи, на что он ей отвечал: «Не виню я тебя. Не виню потому, / Что мы разные люди с тобой. / Ты покоем зовешь беспросветную тьму – / Я же тьме объявил смертный бой».
Письмо узника от 15.03.1911 г. содержит и такого рода признание любимой: «Почти 5 лет горестно-честной разлуки сильной и жизнерадостной девушки с едва влачащим существование юношей – подвиг, и великий подвиг». В 1907, когда было ещё здоровье, письма из тюрьмы были полны оптимизма: «Хочется жить, любить, бороться…», «сердце так сильно, так страстно стучит, зовя к борьбе и свободе!», «не забывай меня, люби меня, люби, ты моя вечная любовь», «о родная моя, что есть выше любви?» Но уже в августе 1910 он, неизлечимо больной, пишет: «…иногда по ночам от свистящих симфоний моих лёгких мной овладевает такая смертная тоска, обида и отчаяние, что нет слов передать, как сильно и неудержимо рыдаю я, уткнувшись в мокрую от слёз соломенную подушку. Ну какого дьявола родился я, если не суждено мне чем-нибудь великим, честным, полезным для земли завершить цикл своего земного существования?»

«Революция
пожирает своих
детей»
После кровавого воскресенья 9 января 1905 г. в стране была создана революционная ситуация, но покаяния царя перед народом за пролитую кровь рабочих не было, реформы – не проведены, участь людей – не облегчена! Негибкая, антинародная политика власти предрекла последующие роковые события. Активизировалась работа николаевского комитета РСДРП, в котором действовали вожди местной социал-демократии: И.А.Чигрин, Е.Л.Афонин, а также посланцы Ленина В.П.Ногин, Ф.А.Артём, В.А.Радус-Зенькович, лично знавшие Гмырёва. Удивительно, но отцы-революционеры не испытывали угрызения совести от того, что использовали подростков, и даже сирот, для выполнения опасных заданий. Все вожди благополучно пережили первую русскую революцию.
Когда мы говорим о трагедии Горького, приблизившего революцию своими романтическими песнями и романом-прокламацией «Мать», а затем ставшего жертвой этой революции, нужно говорить о трагедии целого поколения, вдохновлённого творчеством писателя. Стихи Гмырёва «Буря», «К морю», «Не жди меня» – это не просто литературные подражания Горькому – это подражание образу мыслей, это руководство к действию, так как Алексей понимал вдохновенные призывы более конкретно. Да и вообще, революционные романтики никогда бережно не относились к словесным образам, их цель – зажечь пламень чувств желанием парить над землёй, возвыситься над обыденным существованием, приблизиться к героике подвига, выразить состояние души, из искры разжечь костёр, а когда литературные герои в этом костре сгорят – это кульминационная героика. А вот в жизни – это трагедия поколения, горечь от которой передаётся потомкам. Для искреннего и страстного Алексея Гмырёва революционная романтика стала состоянием души, образом и трагедией жизни. За два дня до смерти он пишет стихи, полные мудрой простоты и жгучего, неподдельного чувства отчаяния, сомнения и, возможно, раскаяния: «Вот и прожита жизнь. Только на ноги встал / И сказал всему миру: «Люблю!» – / Налетела гроза… Надломился… Упал… / И теперь у могилы стою. / Ещё несколько дней, и не станет меня... / Мрак, безмолвие, черви…За что? / Для чего я родился и жил, не живя? / Кто на это ответит мне? Кто?»
Отвечая на вопрос: почему такой талантливый, добрый, общительный молодой человек умер мучительной смертью в тюрьме, понимаешь, что его судьба была предрешена следующими обстоятельствами.
Во-первых, овеянный романтикой гражданского подвига, со всей силой одарённой натуры он бесстрашно ринулся в самую пучину революционного бунта, готовый на подвиг, на мучения и даже на смерть ради победы. Это был революционный безоглядный фанатизм – болезнь века.
Во-вторых, у него, сироты, не было ангела-хранителя – матери, а брат Афанасий не проявлял особого участия в судьбе Алексея и не только не разделял его марксистских взглядов, но и стоял на противоположных – меньшевистских позициях, а после смерти брата присваивал себе его стихи.
В-третьих, муза его любовной лирики Маруся Козлова не успела стать ему женой и настолько родным человеком, чтобы ослушаться материнского запрета не любить обречённого узника, не ехать за ним в Сибирь. Она металась между вспыхнувшим чувством, поэтическими посвящениями и долгом, жалостью, полным сердечным молчанием: трудно, восхитившись в 17 лет юношей, любить его, умирающего в тюрьме, шесть лет заочно.
В-четвёртых, никто из опытных товарищей не взял на себя отцовскую опеку над подростком – было очень удобно, ни перед кем не отвечая, использовать до безумия смелого мальчишку-сироту в самых рискованных операциях. Историческая закономерность, заключённая во фразе «революция пожирает своих детей», в судьбе Алексея в прямом и переносном смысле сработала без промаха: за три года подпольной деятельности, начиная с пятнадцатилетнего возраста, он расплатился мучительным шестилетним угасанием в сырых и холодных застенках. Кстати, друзья Пушкина, декабристы, берегли своего поэта, скрывали от него существование тайной организации и заговора.
В-пятых, он был не только рыцарем, но и певцом революции, а песня – чудотворнейшее идеологическое оружие, приводящее в действие самые сокровенные струны – сердечные. Поэтому поэты-бунтари для любой власти являются главными врагами, от них избавляются в первую очередь. Отсюда ложное обвинение, задержка с отправкой в Сибирь, где можно выжить, – Гмырёва задумали сгноить в тюрьме.
И последнее, Алексей был настолько далёк от конспирации, что не понимал, почему не все его письма доходят до адресатов – письма распечатывали даже у Пушкина, а корреспонденция Гмырёва из тюремных казематов была полна призывов к борьбе с царизмом. Сознавал ли он, что своими стихами подписывал себе приговор? Воистину А. Гмырёв является не только рыцарем и певцом, но и жертвой революции.

Николаевский
Буревестник
В одном из своих посланий Алексей писал: «Скоро народ завоюет вольную волюшку. И я, свободный, гордый, вновь прилечу в Николаев. Я люблю этот город, люблю его широкие, прямые, зелёные улицы. Люблю голубой Буг и глубокий Ингул, при устье которых он расположен. Люблю страстность и широту нравов николаевцев. Люблю гордых, стойких, непобедимых николаевских братьев-рабочих». Николаев хранит память о своём поэте, искателе счастья, и считает его сыном своей земли.
Ушла в далёкое прошлое пролетарская революция, время ей вынесло свой приговор, и главное в этом приговоре – страдание и плач матерей: «За что погубили наших детей? Почему прикрывались 17-летними? Как посмели разрушить в их душах веру в Божью защиту и как отважились учить молиться бездушным и ненавидящим идолам? Для чего воспитывали на ненависти и мести – наши дети пришли в этот мир любить, а не ненавидеть, жить, а не умирать, созидать, а не разрушать».
И снова непраздные вопросы о «сбрасывании» поэта «с корабля истории». Талантлив ли был Алексей Гмырёв? Не преувеличивая художественных достоинств его поэтического наследия, можно сказать однозначно: очень талантлив – его дарование не успело созреть и предстать во всей красе. При его жизни было напечатано всего 10 стихотворений. Большинство стихов были написаны в тюремной камере. Его поэзия вдохновила Д.Шостаковича, М.Кусс, А.Флярковского. А.Леман, Г.Сидоренко, И.Драго на создание музыкальных произведений. Может ли город гордиться николаевским Буревестником? Может и должен. Нужна ли нам память о поэте? Нужна, пока «призрак бродит по Европе», а революционная романтика туманит головы современным «буревестникам» и пока есть на земле мать и сын, добро и зло, богатые и бедные, разрушители и реформаторы, поэты и поклонники.
Зоя Шаталова.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике