«Давай запомним этот день»

К 85-ЛЕТИЮ ЭМИЛЯ ЯНВАРЕВА
Вот и январь накатил, налетел… Эмиль любил эти стихи Окуджавы. Читал наизусть, напевал, рассеянно пробегая глазами список, который я приготовила ему для рынка.
Массовые закупки в конце января велись традиционно: Эмиль собирал друзей на день рождения.
Друзья и теперь соберутся, чтобы вспомнить его самого, его стихи, юмор, лирические откровения, то шутливые, то высокие, то рожденные злобой дня, то этой злобы в упор не видящие.
Пусть друзья расскажут о нем, что помнят и знают. Пусть, искушенные опытом и знаниями, заглянут в его творческую лабораторию и попробуют вывести формулу январевской неповторимости. Возможно, получится набросок портрета, уже припорошенного десятилетием вьюг и метелей, пронесшихся над памятью о нем.
А я лишь добавлю к этому портрету некоторые штрихи – те, что не сможет добавить никто другой. И поможет мне в этом личный дневник, который я вела в «лихие девяностые».
Вести его решила, чтобы не ускользнуло из памяти то время – с его бессмыслицей, безумием, беспросветностью, беспощадностью, безденежьем и прочими «без» и «бес»… Взяла тайм-аут в «Южной правде», где работала десятки лет, чтобы хоть как-то удержать равновесие семейной лодки в бушующем житейском море.
А в лодке мы плыли вдвоем. И как ни был далек Эмиль от быта, «от копеечных благ» (как писал он в ранних стихах), но вынужден был делить со мной все тяготы той полуразвалившейся жизни. Хотя не был ими чересчур озабочен и относился к ежедневным проблемам с легкой иронией.
Удивительное ощущение: с каждой страницей он становится все живее и, кажется, вот-вот заговорит по-настоящему или с телеэкрана, или в кругу читателей, друзей-единомышленников, или просто вглядываясь в лица жителей любимого города, родных николаевцев. Итак, вернемся на двадцать лет назад.
1 ноября 1994 г. Начинаю дневник с ЧП. Возвращаясь от стоматолога, зашла в лифт, и только захлопнулась дверь и лифт тронулся с места, как во всем районе вырубился свет. Я очень испугалась, бешено заколотилось сердце. Поняла, что это не на пять минут: такое же произошло у Юнны на Намыве, так света не было всю ночь. Я стала стучать в двери, шла какая-то женщина, я попросила сообщить Эмилю, где я и что со мной. Он пошел к дежурному лифтеру – там никого не было. А у дверей «дежурки» уже собрался народ, поскольку застряла не я одна.
Спустя полтора часа меня как-то освободили. На женщину, которая пришла меня спасать, было жалко смотреть. Пот с нее катился ручьями, она еле стояла на ногах: только что вытаскивала беременную женщину, застрявшую между этажами…
А сегодня я уже слышала разные истории о том, кто, где и с кем застрял и что было дальше.
С сегодняшнего дня объявлена новая либерализация цен, в связи с чем вчера в городе творилось что-то невообразимое: дикие очереди за хлебом, на базаре люди хватали все подряд: подсолнечное масло, сало, консервы, какие-то банки с кашей…
…И только природе нет до всего этого никакого дела. Осень стоит сказочная, по-настоящему золотая. День сегодня был почти летний. Эмиля снимали телевизионщики. Очередная его авторская программа «Осенняя соната» – лучшие стихи разных поэтов об осени.
3 ноября 1994 г. Нас одолевают бытовые неурядицы. Вышла из строя ванна, пришлось менять. Хорошо, что нашелся добрый человек, который помог – иначе эта ванна поставила бы нас на грань выживания: она стоит сейчас 3 миллиона.
16 ноября 1994 г. Всю ночь лил дождь. Утро серое, мглистое. Я пошла искать молоко для внучки. Нигде ничего – ни в магазине, ни на базаре. Одна тетка на базаре предложила подождать: ей должны подвезти молоко – по 30 тысяч за литр.
В магазинах прилавки удручающе пусты. Стоит длиннющая очередь за вареной колбасой. Останкинская. По 170 тысяч за килограмм. Какие-то мужики, дошедшие уже до весов, вдруг возмутились и стали требовать у продавцов накладные.
– Они у директора.
– Позовите директора.
– Он уехал.
Но сзади уже напирали: «Чего вы пристали к продавцам? Им как сказали, так они и продают! Не задерживайте очередь!»
Серый день все тянется и тянется, но впереди – отдушина. Полина Живова пригласила нас на открытие персональной выставки в музее им. Верещагина.
Мы относительно спокойно и без давки сели в троллейбус. Эмиль искренне радовался: «Может, вообще уже наладилось с транспортом?» И на этой оптимистичной фразе троллейбус на Водопроводной останавливается, и водитель равнодушно констатирует: «Нет тока».
А мы уже опаздываем. Но решаем идти. Пешком. Доходим до музея – там темнота в окнах. Непреклонный охранник ведет с нами ленивый спор через дверную решетку.
– Какая выставка? Что вы там увидите без света?
– Но нас пригласили!
Он открывает двери. Впотьмах, на ощупь пробираемся в гостиную. Там горит одна-единственная свеча, и какой-то юный скрипач играет на скрипке. Зал таинственен, лиц не видно, только – силуэты.
Но вот дали свет. Эмиль сказал очень хорошо о Полине, которую мы знаем с детства. Мы знали, что она увлекается рисованием, но даже не предполагали, что эта кукольная девочка, похожая на фарфоровую статуэтку, все эти годы не просто забавлялась красками, а упорно работала. И вот итог – выставка в самом престижном зале.
18 ноября 1994 г. Сегодня мы забрали документы на приватизацию квартиры. Но когда раскрыли их, чуть не обомлели. Эмиля в них сделали Январевой Эмилией Израилевной. Теперь надо все переделывать заново.
23 ноября 1994 г. Похоже на то, что денег своих в «Саламандре» мы так и не получим. Заверения, что со всеми расплатятся до 1 декабря, оказались липой. Страхователи организовали забастовку, перекрыли проспект Ленина, требовали к ответу руководителя. Тот выполз из своего убежища, вырвав обещание у толпы, что его не будут бить. Что-то лепетал неопределенное, обещал, что «в ближайщее время…»
Вчера Эмиль вторично пошел в БТИ и – это просто анекдот! – вторично обнаружил в документах ошибку. Написали: «за Эмилилием». И он снова вынужден был ехать в ЖЭК, перепечатывать бумагу и возвращаться в БТИ...
30 ноября 1994 г. Итак, заканчивается последний день осени. Внучка меня строго спросила: «Бабушка, завтра уже зима, а у тебя есть шуба? Что-то я ее не видела». Просит по телефону дедушку принести ей игрушку – страуса. Птица очень забавная: когда дергаешь вверху за ниточки, она вытворяет черт те что. И ходит важно, и семенит, и бегает, и пляшет, и даже вприсядку может.
– Я по нему очень соскучилась, даже забыла, какого он цвета, – ноет внучка.
– А по дедушке не соскучилась?
– Ну, я же помню, какого цвета дедушка. У него волосы белые. Я его вчера по телевизору видела.
Вчера мы с Алиной видели радугу! Огромная, в полнеба! Яркая, полнокровная!
Очень непривычное зрелище – радуга в самый канун зимы.
2 декабря 1994 г. Сегодня Эмиль принес из клуба медработников месячную зарплату – 140 тысяч карбованцев. Как раз столько сегодня на базаре стоил стакан меда.
3 декабря 1994 г. Несмотря на все передряги, мы славно отметили юбилей русского драматического театра. Народа было очень много. Обновленный зал театра, вечерние наряды публики, запахи дорогих духов – все это хоть на время создавало иллюзию благополучия.
Поднялся занавес, и на сцене, выстроившись, как на старинных фотографиях, предстала театральная труппа – женщины с оголенными плечами, мужчины во фраках...
Ну, а «шестой вопрос» был организован на уровне высшего пилотажа. Столы ломились от водки, коньяка, ликеров, шампанского. А сколько всякой снеди было! И утки с яблоками, и заливные, и осетрина, балыки, дорогие колбасы, жаркое, голубцы, паштеты, баклажаны, салаты, торты, мандарины, яблоки, заморские соки и т.д., и т.п. Дело пахло сотнями миллионов.
Вечер уже готов был покатиться по рельсам обычной пьянки, но тут слово попросил Эмиль. И прочел ряд уморительных эпиграмм, которые вызвали гомерический хохот зала и шквал аплодисментов. Героем сразу стал администратор театра Миша Штрайхер, который – «…вторую часть своей фамилии на всех противников кладет». После этих слов зал вообще несколько минут умирал.
4 декабря 1994 г. Вечером от Юнны разговаривала с Эмилем по телефону, и вдруг в наш разговор вклинился другой. Женщина звонила из-за рубежа и, видимо, не могла понять, что попала не по адресу. На ломаном английско-русском все допытывалась у мужчины, поднявшего трубку на другом конце провода:
– Але! Я ищу Вэньямина Василиевича Ильяшенко. Вот из ёр нэйм? Кто вы?
Мужик пытается почему-то объясниться по-французски: «Бонжур, мадам…»
– Ноу, ноу, ай спик инглиш! – перебивает дама.
– Я тоже спик, но х……во.
Тут Эмиль не удержался и тоже включился в беседу. Англичанка растерялась и прервала разговор.
7 декабря 1994 г. Позвонили с почты: можно получить пенсию. Я долго терзалась, сколько оставить нашей почтальонше «чаевых». 10 тысяч? 20? 30? Все это мелочи, буханка или полторы хлеба. Но с другой стороны – почти недельная зарплата Эмиля в клубе медработников. Так и оставила – недельную зарплату – 30 тысяч.
Получила за двоих 1 миллион 750 тысяч карбованцев. Миллионерша! Зашла в мебельный магазин – просто ради интереса. Один стул (правда, импортный) стоит 9 миллионов. Так что две наших пенсии не хватит даже на одну ножку от стула.
20 декабря 1994 г. У нас на балконе уже стоит новогодняя сосенка, очень симпатичная, кудрявая и всего за 150 тысяч. Жизнь мордует, а мы не сдаемся: и елку украшать будем, и шампанское пить, и яства готовить, и белую скатерть стелить.
21 декабря 1994 г. Задумала было шикануть – купить на новогодний стол гуся. Но он оказался не по зубам – 800 тысяч. Экономисты подсчитали: 100 тысяч нынешних карбованцев соответствуют старому рублю, так что мы получаем пенсию… 8 рублей с копейками в месяц.
27 декабря 1994 г. Утром приехали телевизионщики снимать очередную программу Эмиля. Внучку тоже включили в программу. Она нарядилась и с нетерпением ждала съемок. Прочла стихотворение Давида Самойлова «У зим бывают имена».
30 декабря 1994 г. Соседка сообщила, что в синагоге выдают евреям-пенсионерам бесплатно по 400 г масла из гуманитарной помощи, полученной из Израиля. Подойдя к синагоге, мы ужаснулись: весь двор забит народом. «Если бы сюда упала бомба, евреев в Николаеве больше не осталось бы», – сказал Эмиль. Мы, конечно, ушли.
Интересная деталь: когда стало известно, что в Николаев прибыло «гуманитарное» масло, в «Южной правде» было помещено возмущенное письмо: почему, мол, только для евреев? В результате евреям выделили только часть, остальное решили распределить среди других нуждающихся (в том числе, и антисемитов).
7 января 1995 г. Вот и Рождество пришло. Днем передавали репортаж о закладке-восстановлении Храма Христа Спасителя в Москве. Называли астрономическую сумму, необходимую для его восстановления: триллиарды, триллионы…
Эмиль позвонил своим родичам, чтобы поздравить с праздником, а они, оказывается, уже уехали в Израиль.
Бегут люди, невзирая ни на что. Больные, парализованные, с инфарктами, инсультами – бегут. И не без причины. События в Чечне ужасают. Хоть это не у нас, но близко, и кто знает, не разгорится ли такой пожар и у нас (Крым, Черноморский флот – да мало ли чего!).
14 января 1995 г. Нет, нельзя роптать. Правительство о нас заботится. Добавило 160 тысяч к пенсии. Так что теперь за месячную пенсию можно купить 3 кг мяса или два ведра картошки. Просто умиляет эта неустанная забота о нашем благосостоянии.
16 января 1995 г. Сегодня провожали Илью Кальницкого в Израиль. Он уезжал с женой, дети их уже там. Нам будет не хватать Илюши. Да и он, наверное, будет тосковать. Берет с собой несколько коробок с отснятыми фотопленками, чтобы там, если будет донимать ностальгия, заглянуть в них и вернуться на миг в Николаев.
Позвонили вечером нашему страховому агенту из «Саламандры» Жанне Михайловне. Денег нет, сообщила она, но есть интересное предложение: организовать у них вечер поэзии и романса. Эмиль тут же и название придумал: «Финансы поют романсы».
24 января 1995 г. Эмиль принес домой сигнальный экземпляр альманаха «Письмена», выпущенный В.А. Карнаухом в его издательстве «Возможности Киммерии». Издание очень красочное. И содержание, и качество печати – вполне на столичном уровне. Эмиль по сути вынянчил его, как ребенка, и на ноги поставил.
27 января 1995 г. Вышла газета «Досуг» с поздравлениями в адрес Эмиля. По случаю дня рождения, который у него только через три дня. Стихи Юра Демченко сочинил сам: «Много миль прошел Эмиль, как под парусом. Сохранил изящный стиль и под старость он. Для «Досуга» Январев – парень стоящий. Пусть таких вот январев будет сто еще!»
Сегодня весь вечер звонят дети:
– Эмиль Израилевич, вы сегодня именинник? Поздравляем вас! Живите долго-долго.
Оказывается, все из школы №37. Рассказали, что это учитель математики Жанна Николаевна посоветовала им позвонить и поздравить. И каждый счел своим долгом позвонить лично. Телефон не умолкал.
В конце Эмиль уже передавал приветы Жанне Николаевне. «Спасибо! – радостно отвечали дети. – Она вам тоже передает привет!».
9 февраля 1995 г. Арнольд Белый (друг детства Эмиля, кличка Нолич) сообщил, что взял себе домработницу. Она – учительница, приходит к нему три раза в неделю, по полдня (до обеда), готовит, убирает. Он платит ей 4 миллиона в месяц, а в школе она получает один миллион.
Сегодня была очередная передача Эмиля – «Песня» (о судьбе песни «Золотая моя Москва» на стихи Марка Лисянского). Передача получилась, по-моему, одной из лучших. Эмоциональная, цельная, продуманная. Со множеством иллюстраций. Правда, наш зять эту песню не может слышать: она была у него в армии строевой.
17 февраля 1995 г. Дома – авария: пробило стояк с холодной водой. Вызвали аварийку. Приехали четверо молодцев, поставили хомут. Надо срочно менять трубы. Говорят, один метр такой трубы стоит 300 тысяч. Но их еще достать невозможно!
На Советской многие знакомые останавливались, восторгались вчерашней передачей Эмиля с Качуриным «Стихи да гитара – один разговор». Это о бардовской песне.
18 февраля 1995 г. Позвонил Володя Пучков, сообщил, что Эмиль включен в редакционный совет «Вечернего Николаева» и должен через газету поздравить женщин. Поблагодарил его за интервью с Кимом Брейтбургом.
27 февраля 1995 г. Получили письмо от Гефта, очень пространное. Описывает прелести своего пребывания в Лос-Анжелесе. Описание их дома – с бассейном, зимним садом во весь этаж, охраной у подъезда, следящей по экрану за всем, что происходит вокруг гаражей, бассейнов и прочих служб – воспринимается как фантастика. Уезжая, Володя рассчитывал года через два приехать в гости, но сейчас это, видимо, откладывается. Пишет с горькой иронией: «И на Тихом океане свой закончим мы поход». Но эпидемия ностальгии, уверяет, их не коснулась. Эмиль не верит.
2 марта 1995 г. Страшный день! Утром узнали, что в Москве убит Владислав Листьев. Останкино с 12.00 до 19.00 прекратило все передачи, на экране весь день был только траурный портрет с надписью : «Владислав Листьев убит».
Эмиль перед своей программой сказал слово о Листьеве, о том, что пуля в серость обычно не целится, ее привлекает все яркое, живое. Так были вычислены из толпы Мень, Тальков, Холодов, Листьев. И ни одно убийство не раскрыто.
5 марта 1995 г. В первом номере журнала «Октябрь» прочла документальную повесть В. Кардина «Необъявленная война» – рассказ очевидца и участника событий в Западной Украине до войны, во время ее и после. Ой, как непросто все с этой нашей историей!...
А в Николаеве наделала шороху в кругах интеллигенции статья некоего Авраменко в газете «Украинский Пивдень». Автор с гневом обрушился на программу Эмиля «Поле зрения»: мол, какое право имели представители нацменьшинств (это Э. Январев и В. Пучков) вести разговор о творчестве украинского поэта Дмитра Креминя?! Эмиль – в ярости.
В «Комсомолке» напечатана страшная заметка: в Эстонии покончил с жизнью крупный режиссер, поэт и актер Юхан Вийдинг. Последней каплей, переполнившей чашу, был увиденный им на улице плакат, изготовленный типографским способом. Он гласил: «Эстония – только для эстонцев!». Этот интеллигент решил, что если такое возможно, то незачем жить.
23 марта 1995 г. У внучки – день рождения, 5 лет. Первый маленький юбилей. Собралось много гостей. Когда кинулись накрывать на стол, оказалось, что стола-то нет: кто-то спер его из общего коридора. Подозреваем, что это – клиенты соседки, которые ходят к ней за самогоном.
24 апреля 1995 г. Почти неделю ничего не записывала в дневник. Пишу, как правило, по вечерам, а вечером то и дело выключают свет. Даже программы Эмиля приходится ловить на экране: то вечером, то утром, то у Юнны.
28 апреля 1995 г. Позвонили с почтового отделения: Дэв Бык (друг детства Эмиля) прислал письмо на имя начальника почты с просьбой сообщить, живы ли мы, на месте ли, и передать Эмилю записку. Он, оказывается, в последнее время отправил штук десять писем, но мы не получили ни одного. Почтовая служба развалилась. Эмиль, в свою очередь, пытался много раз набрать по телефону Ташкент, но – впустую. А сегодня вдруг удалось дозвониться...
Пришло письмо и от Эдика Гайсинского из Израиля. Как всегда, подробное и обстоятельное. Запомнилась фраза: «Засыпаю со снотворным и русскоязычными газетами».
1 мая 1995 г. Сегодняшний праздник – подарок для любителей митингов и политических шоу. В Киеве устроили демонстрации отдельно социалисты и отдельно коммунисты, а также партии, группирующиеся вокруг Руха. Где-то мелькнул лозунг: «Спасибо Руху за разруху!»
Мы с Эмилем тоже поехали на Советскую, правда, позже, когда демонстрация уже прошла. Но на площади Ленина все еще митинговала группа защитников имени и дела Ильича. Один из митингующих держал в руках лозунг: «Злодий Кравчук, виддай наши рубли!» Проснулся! И рубли давно загудели, и Кравчук загудел.
8 мая 1995 г. Были на обеде у Аровых. Борис Лазаревич радостно сообщил, что ему пообещали десятого числа выплатить деньги в «Саламандре» (или в «Диво», не помню). Да, действительно, возвращают эти жалкие, вконец обесцененные деньги, но не всем ветеранам, а только участникам боевых действий. Если ты в боях не участвовал, то и не суйся. Эмиль пошутил по этому поводу: «Правильно делают! Слишком много желающих развелось. А ты справку предоставил с Курской дуги?!»
22 мая 1995 г. Долго ничего не записывала в дневник. Все забывала купить новую общую тетрадь. Тетради, как и все, постоянно дорожают. Эта, в которой пишу, стоит 58 тысяч (48 листов), а есть по 70 тысяч, сто двадцать и до двухсот тысяч. Так что подумаешь, покупать или не покупать.
24 мая 1995 г. Позавчера я спросила у Эмиля, когда, по его мнению, зацветет акация. Он сказал: 24 мая. И сегодня из окна троллейбуса я уже видела кое-где распустившиеся гроздья. Правда, у нас под окнами акации еще дремлют, но уже вот-вот… Моя любимая пора.
Юнна набирает на компьютере стихи Эмиля. У него возникла идея обратиться с этим набором к Карнауху, чтобы издать книжку. Хоть небольшим тиражом. Он считает, что теперь стихи могут прийти к читателю только таким путем. Прощайте, издательства, темпланы, договоры, гонорары и прочее!
Вчера решила отдать в починку свои старые, но очень удобные босоножки. Надо было только поставить набойки.
– Двести пятьдесят тысяч! – огорошил меня сапожник.
Я постояла, подумала – и забрала босоножки назад.
30 мая 1995 г. Сегодня у нас были в гостях Ким Брейтбург с женой. Вечер прошел замечательно. Эмиль читал стихи, слушали записи Андрея Миронова, Окуджавы, шутили, смеялись. Ким рассказывал всякие закулисные истории из жизни певцов и музыкантов. У него самого жизнь сложилась непросто. Дед был репрессирован, сидели в тюрьме отец и мать, там они познакомились и поженились, там родился и старший брат Кима. И, несмотря на все репрессии, тюрьмы и лагеря, Киму дали такое революционное имя.
3 августа 1995 г. В газете «Украинский Пивдень» снова пасквиль на Э. Январева. Все тот же одиозный И. Авраменко обвиняет Эмиля в русификации и призывает покаяться, как это сделал А. Маляров, и перейти на украинский язык.
Эмиль немного расстроен, даже не расстроен, а растерян: ведь трудно представить, как могут прийти в голову такие обвинения. Авраменко возмущается, что Э. Январев в канун юбилея Леси Украинки читал стихи А. Ахматовой.
Все это бред, но Эмиля он выбивает из колеи. Неужели надо перед кем-то оправдываться и кому-то что-то доказывать?
12 августа 1995 г. Ошарашила новость: доллар вырос до 200 тысяч карбованцев. И соответственно подскочили все цены на рынке. На днях смотрели программу «Час пик» с Е. Евтушенко. Запомнилась строчка: «На черта мне страна, где в цене лишь цена!»
21 августа 1995 г. Вчера отметили тридцатилетие нашей семейной жизни. Как быстро пролетели годы! Помнится, как я торопилась в загс и, конечно, опаздывала. И Эмиль в сердцах решил: «Если она не появится через десять минут – ухожу!» Но «она» появилась ровно через десять минут…
Потом мы с друзьями – Сережей Крыжановским, Ильей и Тамарой Стариковыми впятером посидели в ресторане в яхт-клубе и на следующий день укатили в Очаков.
Там было уже пустынно, тихо, отдыхающие разъехались, и в огромном пансионате мы оказались практически одни.
Какие дивные дни подарило нам лето на исходе! Море было еще теплое и ласковое, Очаков был гостеприимен, богат и щедр, просторный читальный зал районной библиотеки принял нас, как желанных гостей, а вяленые бычки на базаре казались вкуснее всяких дефицитных деликатесов.
Вчера, собрав друзей на пирушку по этому поводу, мы ностальгически вспоминали те дни, и на мгновение показалось, что время остановилось, что все заоконные страсти ушли, растворились и больше нас не потревожат.
9 сентября 1995 г. Сегодня – день города. Решили поехать в центр. На Советской наблюдали полеты парашютистов, авиаторов, подготовку дельтаплана. На площади Ленина – соревнования по разбиванию кирпичей – ладонью, кулаком и, кажется, даже головой. Для этого, по-моему, наши головы лишь и годятся. Почему-то очень смешно все это выглядело на фоне Ленина со вскинутой рукой.
13 сентября 1995 г. Посетили выставку Оли Лебедь. Получили море удовольствия. Удивительный, солнечный человек. И работы ее такие – светлые, яркие, солнечные. Накануне в «Вечернем Николаеве» вышла заметка Эмиля о ней. В. Пучков предлагает Эмилю вести постоянную рубрику в газете. Он колеблется. Надо связывать себя снова обязательствами, сроками. Стоит ли?
Стоит ли вообще суетиться, если ученые прогнозируют, что в 1999 году наша земля столкнется с огромной, невидимой нам планетой, и последствия этого непредсказуемы. Может, конец света?
21 сентября 1995 г. Сегодня – чудесная программа Эмиля – «Лица». О лицах прошлого и о том, как они отличаются от нынешних. Толчком послужили фото, увиденные в семейном альбоме давнего друга – Андрея Кучинского. Андрей передал Эмилю фото, дневники своих предков, почтовые открытки, помеченные еще дореволюционными штемпелями. Вся передача перемежалась стихами. Впечатление потрясающее. Разговор получился такой лиричный, грустный, проникновенный.
Навестили Жору Сарапиона. Он сегодня первый день вышел на работу после вынужденного отпуска, когда получал 15 процентов месячного оклада. В последний раз, говорит, получил 150 тысяч, то есть 0,8 доллара за месяц.
Сдала в прачечную белье. Стирка теперь стоит 650 тысяч – треть пенсии!
30 сентября 1995 г. С утра поехали в музей Верещагина на выставку японского плаката. Эмиля сразу атаковали почитатели, наперебой просили автографы. Он отшучивался: «Товарищи, я же не японец!»
Телевидение делает человека очень популярным. Замечаю, как на улице Эмиля провожают взглядами, подходят, благодарят, признаются в любви.
30 декабря 1995 г. Удалось купить елочку за 250 тысяч. Это терпимо. Год назад, помню, потратили 200 тысяч. К новогоднему столу купила рождественского гуся за миллион двести тысяч.
17 января 1996 г. Приближается 65-летие Эмиля. Все думаем, отмечать или не отмечать эту дату. Главный подарок он уже «забил» себе: Юнна покупает ему книгу «Строфы века», о которой он все время мечтал, но она была недоступна: книга стоит 7 миллионов 300 тысяч. Это – антология поэзии, составленная Евгением Евтушенко, с его предисловием и комментариями к каждому автору.
2 февраля 1996 г. Январь принес невосполнимую потерю: в Америке умер Иосиф Бродский. Мы сидели у телевизора, смотрели новости, и Эмиль уснул в кресле. Когда диктор сообщил эту весть, Эмиль вскрикнул во сне. Потом долго не мог прийти в себя, все ходил и ходил по квартире, читал наизусть его строки.
26 февраля 1996 г. С утра отключился телефон. Оказывается, крупная авария на нашей телефонной станции. Был пожар, сгорело почти все. Говорят, подключат телефоны не раньше, чем через полгода. Огромный микрорайон отрезан от мира, даже автоматы не работают.
28 марта 1996 г. День освобождения Николаева мы решили отметить ударной акцией по оформлению субсидий. Проснулись рано – и в собес. Там у закрытых дверей собралась уже большая толпа пенсионеров. Занимали очередь по почтовым отделениям. Потом все перемешалось. Нас пыталась оттиснуть от дверей другая очередь, возникшая в хвосте толпы, но мы не сдались.
С собесовскими справками поехали в ЖЭК. Там принимали с обеда. В коридоре сидел человек и записывал пришедших в два списка. В первом мы оказались под номерами 20 и 21, во втором – 35.
Итак, вот она, долгожданная субсидия! Вместо 3,5 миллиона мы будем платить около 1,5 миллиона.
Когда возвращались домой, неожиданно подошел к нам какой-то мужик. «Можно вас на минуточку?» – обратился к Эмилю. «Говорите при жене, – ответил Эмиль. – У меня от нее нет секретов». Но мужик замотал головой: «При женщине не могу».
Они отошли, и он из дипломата достал сложенный вдвое лист бумаги.
– Все говорят, что это вы сочинили, – сказал он, смеясь и протягивая Эмилю листок. «Жучком в проводку кто-то влез – п…. накрылась АТС», – прочитал Эмиль.
– Хорошо сказано, но автор не я, – с сожалением признался Эмиль. Но был горд: «Когда народ приписывает тебе авторство подобных строк, это уже слава. Так Пушкину приписывали строки Баркова».
Зашли в мебельный магазин – просто поглядеть на цены: один миллиард 650 миллионов, один миллиард двести миллионов. Это – импортные спальни. Эмиль, оглядев широкое ложе, причмокнул языком: «На такой кровати даже если не можешь, то сможешь…». Продавщица Катя долго хохотала.
29 марта 1996 г. Новый слух о телефонах: вроде выделено от АТС-55 для Намыва 900 номеров. Подключают в первую очередь предприятия, организации, ветеранов войны. Как бы влезть в этот список? Завтра Эмиль хочет пойти к самому Третьяку.
30 марта 1996 г. Визит к Третьяку не увенчался успехом. Говорят, надо идти в горисполком. Боже, как надоели эти хождения!
2 мая 1996 г. День провели у Пучковых на даче. Плыли в Сосновое утренним катером. На пристани нас встретил Володя. Прошли по волшебному лугу, по цветущим улицам поселка. Блаженство!
В обед жарили шашлыки. Я загорелась идеей дачи. Говорят, они подешевели. Мы видели по дороге объявление, где сообщалась стоимость – 750 долларов.
Возвращаясь вечером домой, заглянули в дом отдыха «Коммунар». Там все еще живет и здравствует танцплощадка! Наверное, последняя в городе. Мелькнула идея лирически-ностальгического рассказа – «Последнее танго в яхт-клубе». Поделилась с Эмилем, он одобрил.
3 мая 1996 г. У нас – телефон! Огромная радость! Мы уже и надеяться перестали, поскольку все в один голос утверждали, что дело это почти невозможное. И вдруг – звонок, нам сообщают временный номер: 55-93-16. Начинается совсем другая жизнь!
10 мая 1996 г. Правительство проводит новый эксперимент: решило пенсию платить частями – 60 процентов и 40 процентов. Народ возмущается: невозможно ни квартиру оплатить, ни на что другое рассчитать эти проценты.
13 мая 1996 г. Работаем с Эмилем над персоналиями для энциклопедического справочника «Николаевцы», который хочет издать В. Карнаух. Я несколько дней просидела в отделе кадров ЧСЗ, выписывала данные из личных дел самых известных судостроителей. Прошли чередой Ус, Хилько, Борисов, Третьяков, Щербаков и другие.
Сколько торжественных президиумов отсидели эти люди, сколько званий, наград, трудовых побед (не побоюсь этих громких слов) на их счету! И вот окончилась трудовая биография, и я безуспешно ищу последние следы: где они? что с ними? живы ли? умерли? когда умерли? Глухо. Никто ничего не знает. Ищите, говорят, родственников, спрашивайте у них.
14 июня 1996 г. Неделю провели с внучкой на даче у Алика и Ларисы Бытко, друзей Юнны. Аля сразу слилась с деревенской природой: поливала грядки, собирала клубнику, сажала косточки от ягод черешни и через два часа возмущалась, почему еще не выросло дерево. Прямо на улице поймала ежа, взяла его голыми руками, притащила домой. Гладила, приговаривала ласковым голосом. Целый день ежик жил в комнате, потом выпустила его на волю.
Два дня с нами провел Эмиль. Читал, писал, отсыпался в тишине. Написал пленительный лирический этюд – «Вкус черешни». Удивительно. Он всегда подчеркивает, что он – урбанист до мозга костей. А тут – такое растворение в природе, такая игра красок, такое в каждом слове колдовство!
А после ужина у нас был вечер смеха. Эмиль просвещал внучку озорными пословицами из словаря В. Даля. Она визжала от смеха так, что валилась на ступеньки крыльца. Я поняла, что добром это не кончится, что полученные знания внучка непременно понесет в массы. Что она и подтвердила, чуть успокоившись: «Буду в садике всем рассказывать – и детям, и воспитателям». «А если спросят, откуда ты это знаешь?» – осторожно поинтересовался Эмиль. «Скажу, что дедушка с бабушкой научили», – обрадовала внучка.
23 июня 1996 г. Вчера были на юбилее китобоя Бориса Дорожинского, с которым ходил в плаванье В. Качурин. Уже несколько лет Борис Захарович собирает на свой день рождения бывших товарищей по китобойному промыслу, накрывает во дворе стол, и кито-бойцы вспоминают минувшие дни.
Торжество было трогательное, люди все очень милые. Эмиль снял сюжет для телевидения. Китобои рассказывали, как варварски велась охота на китов, уничтожали их безжалостно, так что правильно теперь запрещен этот промысел.
15 октября 1996 г. Погода сказочная. Солнечно, тепло. После обильных дождей и наступившего тепла земля вновь покрылась густой травой. Деревья стоят во всем своем многоцветии: желтые, багряные, зеленые. Сегодня полдня гуляли в яхт-клубе. Тишина. Вода в реке тихая-тихая, только изредка промчавшаяся моторка всколыхнет волну, и река лениво заворочается у берега, хлюпнет раз-другой и снова затихнет.
Яхт-клуб пуст. Лишь кое-где сидят, замерев, рыболовы с удочками, да мелькнет на аллейке влюбленная парочка.
А осень, знай, делает свое: разбросала серебристые нити паутины и торопливо ткет волшебный узор бабьего лета.
Мы молча, неподвижно, как заколдованные, сидели на солнечной скамейке у самой реки, и Эмиль сказал: «Давай запомним этот день…»
P.S. Это последняя запись в дневнике.
Выписки подготовила Людмила Костюк.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике