Душа обязана... лечиться

«Нормальный человек – тот, кто знает, что «2x2 = 4». Сумасшедший – это человек, который считает, что там «5» или «8». Он потерял контакт с реальностью. А невротик – тот, кто знает, что там «4», но это страшно его возмущает». Эту остроумную мысль аргентинского психотерапевта и писателя Хорхе Букая вполне можно взять эпиграфом к последующему разговору «по душам» с и.о. заведующего 2-м женским отделением Николаевской областной психиатрической больницы №1 Дмитрием Ивановым.
«Желтый дом», «Бедлам», «Дом скорби» – каких только синонимов не придумали для подобных лечебных заведений. Что касается нашего... Здание, входящее в комплекс психиатрической больницы на ул. Володарского, во-первых, выкрашено в неброский розовый цвет. Во-вторых, на его этажах царит покой, несколько раз в день нарушаемый звуками, доносящимися из столовой. И в-третьих, интенсивность различных процедур, принимаемых больными, на «скорбь» времени не оставляет. Другое дело – на депрессию, но ее здесь успешно излечивают.
К помощи психолога или невропатолога уже привыкли обращаться многие, и сейчас это не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Но что, если проблема гораздо серьезнее и требует медицинского вмешательства? Как понять, что нужен другой специалист? Можно ли избежать огласки после лечения? Да и вообще: чем и как оперирует современная психиатрия? Эти и другие вопросы в беседе с Дмитрием Валентиновичем всплывали один за другим.
Говорят, что психически здоровых людей нет – есть недообследованные. Но в этой врачебной шутке, как говорится, содержится только доля шутки. Вспомните, в последнее время не нарушался ли у вас аппетит, не мучили ли бессонница и головокружения, не раздражали коллеги по работе или ваши «половинки»? А не доходило ли до такого, что вас навязчиво посещали мысли о бренности и бессмысленности существования, и о том, чтобы разом его прекратить? На этот случай рядом с нами есть врачи-психиатры, лечащие душевные недуги, которые порой опаснее телесных, и которых так опасался классик русской литературы, искренне предпочитая им «посох и суму».
...Тяжелый год, который николаевцы прожили вместе со всей страной, кажется, не мог не сказаться на их психическом здоровье. Так это или нет?
– Во время известных событий на Майдане к нам поступило несколько человек с психическими расстройствами, связанными с «текущим моментом»: утверждали, что их буквально по пятам преследует некая известная праворадикальная организация, – вспоминает Дмитрий Валентинович. – Но сейчас, как ни странно, говорить о каком-то всплеске заболеваний не приходится: люди в большинстве своем адаптировались к ситуации.
– Может быть, просто боятся обращаться к психиатрам? Считают, что это «клеймо на всю жизнь», или что их сделают «овощами»? В СССР психиатры не только лечили, но и участвовали в репрессивной государственной политике. И даже не имея приказа «сверху», своим диагнозом они могли сломать человеку карьеру, жизнь, лишить его свободы, а при помощи определенного количества нейролептиков – и личности. К тому же, с одной стороны, у вас обычное лечебное учреждение, а с другой – люди опасаются того, что кто-то узнает о том, что они обращались к вам за помощью.
– Наоборот, – смеется доктор. – Мы тем и занимаемся, что часто из «овощей» пытаемся сделать вновь людей... С помощью медикаментов мы можем значительно отсрочить момент превращения пациента, страдающего шизофренией, которая, по сути, не излечивается, в пресловутого «овоща». Психиатрия – давно уже не карательная отрасль медицины. И бояться ее – значит, делать хуже себе же. В конце концов, можно обратиться вначале к невропатологу (с этой наукой мы, кстати говоря, идем рука об руку), к частному психотерапевту, к психологу, наконец, который попытается помочь немедикаментозно. Конечно, когда эти специалисты замечают, что применяемые ими методы неэффективны или происходит обострение хронического процесса, – тогда отправляют к нам. Наша же задача состоит в том, чтобы у пациента появилось «критическое осмысление» происходящего. Чтобы он понимал, что болен, и лечиться – необходимо. Чтобы продолжал принимать таблетки и после выписки. Мы ведь не терапевты – вылечили, и все, здоров. Сняли симптомы – надо и дальше пить лекарства – год, два... У нас есть пациенты «со стажем», которые, когда случается обострение, когда болезнь начинает не лучшим образом влиять на привычный уклад жизни и происходит социальная дезадаптация, либо когда они начинают представлять угрозу для окружающих, сами понимают: пора на койку. У людей неправильное понятие: если ты переступил порог психиатрической больницы – уже болен. Есть порядок: на учет берут только людей с тяжелыми психическими расстройствами и обязательно с их согласия! Без согласия берут немногих, с тяжелыми формами заболеваний, при которых они могут совершить какие-то деяния, направленные против них самих или окружающих. Остальных ставят на консультативный учет. Если у человека год не было обострений и он не обратился за помощью, он снимается с консультативного учета.
– Кстати, об обострениях. Иногда, как правило, весной или осенью, к нам в редакцию забредают такие «типажи»... Или начинают телефон обрывать, рассказывая о том, что на их дом направлено «излучение», вызывающее сильный болевой шок.
– Это называется «бред воздействия», и заболевания, которые сопровождаются подобной симптоматикой, редко вылечиваются полностью. В этих случаях наша цель – достижение стойкой ремиссии.
– Так есть ли такое понятие, как сезонность, в психиатрии? И с чем она связана?
– Уверен, что «сезонность» такого плана есть. Полагаю, что ее можно связать с изменением магнитной и солнечной активности. Когда нервная система уже нарушена, малейшее отклонение в магнитном поле Земли способно вызвать декомпенсацию существующего психического заболевания. Кстати, подобное происходит и в полнолуние: проявление душевной болезни часто соотносится с фазами Луны. Это малоисследованная область психиатрии. Получая второе высшее образование физика в ННУ им. Сухомлинского, я намерен как раз заняться изучением этих воздействий.
– За кандидатскую диссертацию собираетесь сесть?
– Вполне возможно, но следует накопить достаточное количество исследовательского материала.
– Коснувшись темы зависимостей, нельзя «пройти мимо» Интернета...
– Мимо темы компьютерных зависимостей – не только от Интернета. И не только среди молодежи, как можно было бы подразумевать. Есть такое понятие: «кибераддикция», ведущее к так называемому «уплощению» института социального общения, чем особенно «грешат» различные социальные сети, подменяя реальность виртуальностью. В сетях тебя не видно: Интернет позволяет быть тем, кем не являешься. Это еще не признак болезни, скорее, служит признаком психологических расстройств и является проявлением проблем в семье, в общении со сверстниками и т.д.
– В советское время считалось: если человек решил свести счеты с жизнью – значит, он однозначно психически нездоров. Как же иначе: ведь мы «другой такой страны не знали, где так вольно дышит человек...». А как считают сегодня?
– Вопрос о суициде является дискутабельным с позиции нормы и патологии. Значение имеют множество факторов, в том числе и различные психотравмирующие ситуации, переживая которые, человек может совершить суицид. Однако это не говорит о наличии у него психического заболевания, скорее, это будет реакцией на стресс. Другое дело, когда в рамках имеющегося заболевания человек годами вынашивает план суицида и в конце концов его совершает. Тогда суицид является одним из симптомов заболевания. Кстати, доказано, что в крупных городах самоубийства происходят чаще, чем в небольших.
– Невыносимая «легкость» бытия? Часто компенсируемая алкоголем?
– Большое количество «реактивных» (ситуационных) суицидов совершается в состоянии алкогольного опьянения. Алкоголь – это всегда фактор риска. Особенно у подростков. Часто суициды бывают «незавершенными». То есть, у человека не было четкой цели улечься в гроб. Была демонстрация намерения. Такие люди не хотят умирать и потом, в БСМП, лежа, к примеру, с порезанными венами, сильно раскаиваются в содеянном: выпил, мол, с дури решил покончить с собой. Большое влияние на них имеет страх перед внешними обстоятельствами. Высок риск суицида среди пожилых людей, часто это одинокие вдовцы, боящиеся доживать век в одиночестве.
– Каков психологический портрет потенциального самоубийцы?
– Личность самоубийц имеет определенное своеобразие – это импульсивность, повышенная впечатлительность, эмоциональная несдержанность либо, наоборот – уход в себя, психологическая незрелость или, иначе говоря, инфантилизм, эмоциональная неустойчивость, бескомпромиссность, ограниченность мышления при выборе вариантов решения сложившейся проблемы. Чаще других суицид совершают подростки. Взрослые, если они преуспевают в жизни, к этому не склонны.
– Многие заболевания становятся причиной того, что у человека, мягко говоря, характер меняется не в лучшую сторону. А иногда возникает психическое расстройство...
Чаще всего это сердечно-сосудистые, онкозаболевания – на поздних стадиях, когда опухоль начинает распадаться и происходит интоксикация организма, переломы шейки бедра, часто становящиеся причиной ярко выраженного психоза, хронический алкоголизм, наркомания, ВИЧ и СПИД, порой сахарный диабет, инсульты с острой деменцией, нарушения мозгового кровообращения, рассеянный склероз, болезнь Паркинсона...
– Такие пациенты должны наблюдаться у психиатра?
– Спешу успокоить: далеко не всегда. Лечение можно и нужно начинать у профильного специалиста. Любому надо задуматься, если плохое настроение не отпускает уже неделю, если простые радости не способны его улучшить, если при этом страдают сон и аппетит.
– То есть, в тех случаях, когда подружки говорят: «Соберись, тряпка! Съешь тортик, посмотри хороший фильм, сходи в зал, займись собой», а ты всё это делаешь, но тебе не лучше, а только хуже и хуже – надо собираться к психиатру?
– Очень даже может быть.
– Кстати, насчет рассеянного склероза... К нам часто обращаются соседи пожилых людей, страдающих подобными заболеваниями. Жалуются на то, что одинокие или редко посещаемые родственниками бабушка или дедушка, будучи «в неадеквате», открывают газ либо жгут в квартире мусор. Есть, к сожалению, и другие случаи... Как поступить перепуганным соседям, в какие инстанции им стучаться?
– Если у бабушек и дедушек есть родственники – они должны вести их в нашу поликлинику. При необходимости осмотр доктор проведет и дома. И с ним решать вопрос о госпитализации либо амбулаторном лечении. Если же родственников нет – соседи согласно Закону Украины «О психиатрической помощи» пишут заявление для того, чтобы было получено разрешение на врачебный осмотр пациента. В любом случае, положить пациента в больницу без его согласия не так просто, у него должны быть такие расстройства, при которых он явно опасен для себя или окружающих. Есть перечень таких расстройств. И даже в этом случае его сначала должен освидетельствовать врач первичной сети, затем врач больницы. Далее больного осматривает комиссия, а затем документы направляются в суд, где и проводится слушание. По его результатам может быть назначение лечения в условиях психиатрической больницы. Но даже если такое решение есть, пациент или его родственники могут подать апелляцию для повторного пересмотра дела. Так что те, кто считает, что врачи-психиатры имеют хорошую возможность нажиться, к примеру, отняв опечатанное жилье у одинокого больного старика, сильно ошибаются: любая прокурорская проверка, а их у нас много, это выявит «на раз». Кроме того, наша больница выполняет и некие социальные функции, помогая при необходимости социально незащищенным пациентам в оформлении группы инвалидности, восстановлении документов, устройством в специализированные дома-интернаты.
– В обществе развит страх того, что человек, обратившийся за психиатрической помощью или стоящий на учете у психиатра, может лишиться работы. Или того, что в отделе кадров проявят «бдительность» при виде диагноза, указанного в бюллетене по нетрудоспособности...
– Диагноз в бюллетенях мы не указываем и никому не сообщаем о нем, сохраняя полную конфиденциальность. Разве что по решению суда, запросу прокуратуры или иных правоохранительных органов. На место работы такая информация не предоставляется.
– А может ли работодатель узнать о диагнозе человека, отправив к вам запрос?
– Никто не имеет права отвечать на эти запросы. Даже сам факт обращения человека за психиатрической помощью является врачебной тайной. Как я уже говорил – мы отвечаем только на запрос суда и следствия. И то в случае, когда следственные органы указывают, что заведено уголовное дело под номером таким-то. Существуют, конечно, некоторые профессии, к которым человек не может вернуться после перенесенного психического заболевания. Естественно, для летчика, например, могут быть определенные ограничения. В таких случаях выдается заключение ВКК с рекомендациями об изменении условий труда на определенное количество времени.
– Есть профессии, представители которых попадают к вам чаще всего? От чего вы их лечите, и случалось ли вам диагностировать редкие психические заболевания?
– Невозможно ответить на этот вопрос и провести какой-то социальный срез. Есть мировая статистика, согласно которой определенные профессии являются группой риска, но мы такой статистики не ведем. К нам обращаются люди, относящиеся ко всему спектру профессиональных занятий: студенты и рабочие, буржуазия и чиновники... Для выявления у них психических расстройств мы широко используем различные опросники и тесты: «Госпитальную шкалу тревоги и депрессии», «Шкалу Гамильтона», MMPI, тест Равена и другие. Например, одним из важнейших симптомов депрессии является ангедония (для ее диагностики также существует специальный опросник): человек не получает никакого удовольствия от жизни. Что касается редких заболеваний... Вот был не так давно случай фебрильной кататонии – острейшего и опаснейшего психотического состояния, протекающего с нарушениями сознания.
– Каков лечебный «арсенал» сегодняшней психиатрии? Сильно ли он облегчает карман пациента?
– Лечение, особенно малоимущих, в основном, проводится за счет бюджетных средств. Это процентов 80. Широко применяем не только психотропные лекарственные средства, а также сосудистые, общеукрепляющие, дезинтоксикационные, витаминные препараты. Обычно лекарств достаточно, но по желанию пациента можем заменить препарат отечественного производства на более дорогостоящий импортный аналог, стоимость которого он сам оплачивает. В отделении имеются физиотерапевтический кабинет, кабинеты ЭХО, электроэнцефалографии, кардиографии, собственная клиническая лаборатория. Также применяем арт-терапию, семейную терапию, холотропное дыхание.
– А более современные методы диагностики?
– Мы были бы несказанно счастливы, если бы нашелся меценат, который подарил больнице аппарат МРТ. Достоверность диагностики повысилась бы в разы... а значит, и качество лечения, в некоторых случаях изменилась бы его тактика. Наши пациенты смогли бы сэкономить значительные средства, так как обследования проводились бы бесплатно.
– Ваше отделение – одно из нескольких и, вероятно, никогда не пустует...
– Николаевская областная психиатрическая больница №1 (есть еще и №2 – в Сапетне, там, в основном, лечатся жители области) состоит из 10-ти отделений (3 мужских, 3 женских, центр по лечению неврозов и депрессий, детское отделение, поликлиника и дневной стационар). Наше отделение обслуживает Заводский и половину Корабельного района и рассчитано на 75 коек. В среднем через него за месяц (средний срок лечения) проходит человек 30. Но раз на раз, как говорится, не приходится. Помню, прошлой осенью койки даже в коридоре стояли...
– Даже детское отделение есть? Малыши болеют тем же, что и взрослые?
– Там другая нозологическая картина. В основном, дети, которые там наблюдаются, страдают от синдрома дефицита внимания, различных поведенческих нарушений. Психозы в чистом виде у них случаются редко.
– У вас, наверное, очень строгий режим? Есть ограничения по передачам?
– В меру. Все пациенты регулярно гуляют в прогулочном дворике. В отделении есть комната отдыха с телевизором, библиотека. По поводу передач: мы за здоровое питание, поэтому есть ряд ограничений по передаваемым родственниками продуктам. В первую очередь, это касается сладкой газировки... К тому же, питаются наши пациенты неплохо: горячее первое, второе, ежедневно они едят мясо, рыбу, свежие, а зимой – консервированные овощи.
– И последний вопрос, с которого, возможно, стоило бы начать... Вы, психиатр, «душевед» иными словами, верите в то, что у человека есть душа?
– Вопрос метафизический. Ответ на него зависит от степени религиозности человека. А для врача характерно больше материалистическое мировоззрение. Хотя представители нашей профессии и сталкиваются чаще других с неизведанным...
– Спасибо за интервью.
Беседовала Елена Кураса.
Фото автора.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике