Анна Ахматова и боксер из Николаева

Хорошо, когда есть друзья, которые постоянно подпитывают живой интерес к истории города и горожан. Один из таких людей – Вахтанг Кипиани, журналист, главный редактор сайта «Историческая правда» (www.istpravda.com.ua). Путешествуя и пополняя свою коллекцию газет (к слову сказать, самую большую подборку периодических изданий в Украине), он никогда не пройдёт мимо документов и фотографий, имеющих отношение к Николаеву.
В посылке, которую я получил недавно от Вахтанга, - два десятка небольших фотографий. На них запечатлён симпатичный молодой человек. Такой типаж часто можно увидеть на снимках 30-40-х годов. Он или на параде в спортивной форме с флагом, или у футбольных ворот в широких трусах и вратарской кепке, или в гимнастической пирамиде. Обаятельный, сильный, спортивный. Надежда и опора государства рабочих и крестьян.
Судя по надписям на обороте, большая часть фотографий сделана в нашем городе: «1 мая 1946 года. Николаев. После больших ожиданий», «1 апреля 1947 года на Советской». Интерес исследователя заставляет перебирать снимки снова и снова, перечитывать выцветшие надписи, искать имя героя фотоснимков. И вот – удача – на одном из портретов, прямо на лицевой стороне -еле заметная надпись «Чемпион Украины по боксу. 1946. Олег Юргин (Юрчин?)». Мировой разум (сиречь – Интернет) тут же получает от меня поисковый запрос на оба варианта фамилии с добавкой «бокс», «Украина», «Николаев», «чемпион». И… никакого результата. История украинского бокса первых послевоенных лет не перекочевала ещё из архивов в сетевое пространство. Что уж говорить о прошлом николаевского спорта.
Ничего, думаю я, доберусь до послевоенных николаевских газет, поищу фамилию нашего чемпиона. Как вдруг среди множества сайтов, большинство которых исключительно спортивного направления, замечаю неуместный в этом списке литературоведческий портал. На его странице поисковик обнаружил следующее словосочетание: «Олег Владимирович Юргин. Николаев». Так родилась эта история.
Живёт в Санкт-Петербурге поэт, ахматовед, основатель музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме (Санкт-Петербург), журналист Михаил Кралин. Он тщательно работает с личным архивом поэта, документами, письмами, фотографиями. В статье «А я говорю, вероятно, за многих…», опубликованной в «Новом журнале» (№ 244, 2006 г.) Михаил делает детальный обзор писем, адресованных Ахматовой. К концу жизни Анны Андреевны её квартира превратилась в настоящий склад. Огромная часть корреспонденции на её адрес была от «неустановленных лиц», поскольку фамилии и имена авторов были изъяты или утеряны. Но среди огромного числа анонимных рукописей и текстов, есть и те, чьё авторство сохранила история. Все письма тщательно пронумерованы. При малейшей возможности Кралин связывался с авторами или наследниками и дополнял тексты новой информацией.
Среди писем есть «корреспонденция № 1228». Открытое письмо от Юргина Олега Владимировича (юрист, в прошлом боксёр). Адрес на открытке: «Ленинград, Лучшему поэту Советской России Анне Ахматовой». Отправлено из Станислава 9 мая 1960 года. «После памятного 1946 года, после «исторического постановления», как теперь очевидно, несостоятельного и ошибочного, опровергнутого самой жизнью, я стал всюду искать и стихи Ваши, и портреты… По своей профессии я чрезвычайно далёк от поэзии и вообще от изящной словесности, так как моё занятие – это борьба с преступностью».
Михаил Кралин разыскал автора открытки и зафиксировал на бумаге его воспоминания о встрече с Ахматовой. В 1946 году Олег Юргин был студентом кораблестроительного института. В Николаев он приехал с Урала. На занятиях в ВУЗе студенты «прорабатывали» творчество Анны Ахматовой, согласно «историческому постановлению» о двух журналах. В этом известном документе оргбюро ЦК ВКП(б) подвергло жестокой критике творчество Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. Страницы разгромного текста хватило, чтобы произведения двух талантливых художников на долгое время попали в список запрещённой литературы в «самой читающей стране». «Литературная и общественно-политическая физиономия» писательницы Ахматовой указывала на то, что она «является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Её стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства… не могут быть терпимы в советской литературе».
Не прочитавший ни строчки упоминаемой поэзии, студент воспылал праведным гневом против «клеветницы, идейно разоружающей советский народ в его борьбе и труде». Но после, руководствуясь скандальным любопытством, Олег всё-таки разыскал и впервые прочитал несколько стихотворений Ахматовой. Спустя годы он вспоминает: «Как и каждого нормального живого человека, стихи эти не оставили меня равнодушным. Очень понравились, запомнились навсегда, просто, что называется, запали в душу». Сила искусства приподняла молодого человека, пробудив иную любовь к родине. Он с трудом нашёл сборник стихов Ахматовой и прочитал его залпом. «Я был бы беднее, если бы не прочитал этой книги», – скажет он позднее.
В 1947 году на семинаре по марксизму-ленинизму Олег публично рассказал сокурсникам о творчестве Ахматовой. В пылу спора, завязавшегося с преподавателем, Юргин выпалил: «Вы же не знаете предмета спора, а поэзию Ахматовой – тем более». Преподаватель истории ВКП(б) дал ход разбирательству. Олега спасло только то, что никто из семьи не был в оккупации, а его отец ушёл на фронт добровольцем, хотя как главный инженер треста имел «бронь». Необдуманный поступок Олега был связан с тем, что в августе 1946 года он лично встречался с Ахматовой, а со стихами был знаком с начала тридцатых годов. Будучи членом семьи «чуждого элемента», Юргин проживал недалеко от Свердловска, где от ссыльных ленинградских барышень слышал стихи Ахматовой. Колыбельная, которую ему напевала в детстве мать, была написана Вертинским на стихи Ахматовой. Отец часто бормотал какие-то отрывки из «Белой стаи». Как выяснилось, к 1946 году юноша знал творчество Ахматовой, не прочитав ничего из её книг.
Вот что он пишет о событии, происшедшем с ним в Ленинграде в августе 1946 года. «Я участвовал в первенстве Союза по боксу среди юношей. Я обратился с просьбой к своему тренеру Л.М. Вяжминскому встретиться с Анной Андреевной. Он, «ошпаренный тридцать седьмым» и осторожный, – побоялся, но порекомендовал обратиться к своему «украинскому тренеру». Оказалось, что он (тренер сборной Украины Иван Константинович Иванов – И.К.И.) лично знаком с А.А.». Далее Олег вспоминает как за мостом Клодта (Аничков) они зашли в книжный магазин, и Иванов купил «Избранное» Ахматовой, а у Юргина не было денег. Тренер купил цветы, и они вдвоём пошли домой к Ахматовой. «Внутри дома (вестибюль) было много народа, молчаливые, настороженные люди. Но И.К.И. не сдрейфил и по широкой лестнице поднялся». Ахматовой дома не оказалось. Она часто выезжала из города, чтобы её не беспокоили пустые гости.
Юргин проиграл в полуфинале боксёрского чемпионата. «Так как многие участники уехали, то у меня скопилось немало талонов на питание. На них я купил для Ахматовой буханку белого хлеба и много (по тем временам) масла. На поезде мы куда-то ехали, я был очень угнетён своим проигрышем и ехал только из упрямства, а И.К.И. было, видимо, интересна и поездка в пригород, и сама встреча. Кажется, мы были в Царском Селе. И.К.И. вдруг охрипшим голосом сказал: вот она, идите первым. На скамейке сидела дама и две или три старушки, я не знал, кто из них Ахматова и спросил об этом.
– А что Вам надо?
– Ахматову.
– Но что, что Вам надо-то?
Женщина эта сердилась, заволновался и я, понял, что это – она! Кажется, я сказал, что у нас, боксеров, бывают нокдауны, но это еще не конец. Желаю ей бодрости, а стихи её все равно замечательные. Точно помню её слово «голубчик», а я ей стал совать хлеб и масло, но она не злилась, но отказалась, сказав, что у неё всё есть. А я, растерявшись, пристал, как банный лист, возьмите да возьмите. Хоть для лебедей. Почему-то я всегда считал, что в Царском или Павловске (?) должны быть обязательные лебеди.
А. А. А. говорит, что лебедей-то нет, – «ну тогда раздадите воробьям, не везти же назад».
Тут, кажется, подошел И. К. и попросил надписать ему книгу, что она и сделала. Он очень потом гордился этой надписью, а я завидовал. А. А. А. отлично запомнилась как сухощавая, но очень красивая женщина. Хотя она и показалась мне очень старой, но хотелось еще и еще смотреть на её лицо, что-то было в ней такое, что мужчина не мог не обратить на неё внимания. Одета была во что-то коричнево-чёрное».
Далее Олег Юргин вспоминает, что, кроме раздражения от поездки, других эмоций у него не осталось. С тренером он долго не разговаривал. Спустя шестнадцать (!) лет Олег получил неожиданное послание из Москвы без конверта. По поручению А.А. ему передали фотографию. «На ней – Пифия, сомнамбула с закрытыми глазами, скульптурно очерченный рот, а живой я её запомнил иной – более земной, с запавшими висками и скулами, и какие-то необыкновенные глаза, они всё время меняли выражение. У меня сложилось впечатление, что она была искренне рада нашему визиту и моим словам. Впрочем, теперь я думаю, что она была просто хорошо воспитанным человеком».
P.S. Кроме этой информации, удалось узнать, что Юргин Олег Владимирович родился в 1921 году. После окончания Николаевского кораблестроительного института долгое время работал в правоохранительных органах.
Рубрику ведет
Юрий Любаров.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике