Комфортное чтение

О чтении говорят все реже. Однако, когда заговаривают, я вспоминаю Мисюсь из чеховского «Дома с мезонином»: «Вставши утром, она тотчас же бралась за книгу и читала, сидя на террасе в глубоком кресле… или пряталась в липовой аллее, или шла за ворота в поле. Она читала целый день, с жадностью глядя в книгу»…

О чтении говорят все реже. Однако, когда заговаривают, я вспоминаю Мисюсь из чеховского «Дома с мезонином»: «Вставши утром, она тотчас же бралась за книгу и читала, сидя на террасе в глубоком кресле… или пряталась в липовой аллее, или шла за ворота в поле. Она читала целый день, с жадностью глядя в книгу»…
Не надо читать запойно, следует выбирать книги, помня, что свободный доступ автора к издателю сильно понизил уровень литературы. Как в массмедиа, так и в творчестве, стало много наносного, поспешного, да попросту неталантливого. Когда-то актеры-самородки жаловались: образованные одолели. Теперь можно пенять: графоманы теснят! Почему-то у них чаще, чем у мастеров, находятся деньги на издания.
Старики говорят, что раньше принимались за чтение книги по совету знакомых. В селах «Анну Каренину» Толстого, «Кайдашеву сім'ю» Нечуя-Левицкого, «Трех мушкетеров» Дюма передавали из рук в руки от околотка до околотка и возвращали хозяину в весьма потрепанном виде, да и не всегда находился хозяин. Теперь по субботам предлагает новинку в прозе радио. На мой взгляд, лучший советник сегодня – это ежедневная выставка в читальном зале и на абонементе Центральной городской библиотеки им. Кропивницкого и ее филиалов. Тут не всегда книга - только что из типографии, но – по случаю юбилея настоящего писателя или давно не переизданный томик шедевров, а если новинка, то так уж процеженная специалистами с истинным книжным вкусом, что можно доверять. А рядом, за конторкой – консультант, как правило, подкованная, заинтересованная молодая женщина, которая предложит перечитанное ею или выслушает вас и моментально найдет искомое.
Спрашивают классиков, креативных столичных мастеров слова, кто что предпочитает: реальность, фантастику, фэнтэзи, документ… Часто спрашивают земляков.
Укоренилось мнение, что подлинная литература творится в столицах, мол, каждый талант просто обязан произрастать, скажем, на Крещатике. А кто выживает в провинции, тот…
Ну-ну! Опровергнуть такую версию просто: Коцюбинский – черниговский клерк, Чехов – ялтинский узник, большинство лучших вещей пишутся далеко от шума городского, в Домах творчества или в глуши. Сервантес и Солженицын сочиняли в тюрьмах.
Но я о наших, коренных николаевцах. Открываю первого с полки снятого автора на первой попавшейся странице.
Вчитаемся в короткие строки:
Ты поплачь, а лучше – помолись
за мою расхристанную душу,
за мою единственную жизнь…
Бог всесильный, он умеет слушать.
Это Татьяна Фурсова, с окраинной улицы Николаева.
Или вот:
Заспешил автобус на ночевку,
на Слободке дрогнули сады,
и звезда упала за Терновку,
никому не причинив беды…
Две последние строки трогают до слез. Автор, ясное дело, наш, николаевский - Владимир Пучков.
А вот лирика Екатерины Голубковой:
Ты говоришь со мной, не зная,
что в мире пусто и темно,
что нет меня уже давно,
а если есть, то я – иная.
Но разговор привычный тот
я не прерву, вздохнув устало…
Так свет звезды еще идет,
когда звезды уже не стало.
Вчитайтесь и вдумайтесь в стихи этих людей. А наши земляки Эмиль Январев, Дмитро Креминь – признанные далеко за пределами Николаевшины; есть бард Вячеслав Качурин, есть недюжинные прозаики - Михаил Божаткин с головоломной историей «Краб уходит в море», Анатолий Маляров с запавшим в душу эпосом «Худший из пороков», есть Сергей Гаврилов с его ультрасовременной трилогией, есть, есть и есть …
Этих земляков надо читать наравне с большими писателями, и не только потому, что они наши, но потому, что они много добавляют в душу.
Что такое комфортное чтение? Это счастливая книга в руках, полное одиночество и читатель – он же суррогат-персонаж повести, которая перед глазами. Попробуй добейся такого дома, в нашей суетной семейной обстановке.
Активные читатели – пенсионеры, у них школьная привычка к печатному слову, они знали радость времени, когда телевидение еще только нарождалось, было черно-белым, подцензурным и не в каждом доме. Но и им теперь дома не найти уюта. То супруга требует сбегать за батоном, то внука принесли, чтобы жизнь медом не казалась, то время принимать микстуру, то подходит час или полчаса, когда все тот же телевизор доложит последние вести с фронта.
Даже специальную литературу дома не может осилить студент либо аспирант. Искушает подача нужного материала через Интернет, где все упрощено, разжевано, для одноклеточных, не надо напрягать собственное серое вещество. А закон природы лют: что легко влетает в голову, то с той же легкостью из нее и вылетает. Главное же - потом: педагог с первых слов чувствует, что знания (лексика, формулировки) экзаменующегося – с голоса торопыги-программиста и не прожиты, примитивны, на «тройку».
Про домохозяйку и говорить излишне. На газовой печке кипит, в дверь (одновременно и телефон) звонят, кот трется о ноги, в голове - программа (как прокормиться) дальнейшей жизни семьи.
Только начинающий, трех- или пятилетний бутуз действительно требует домашнего чтения. Тут этот священный интеллектуальный акт смахивает на игру в кубики или совсем уж на принятие пищи – прочти, детка, сам слово за маму, слово за папу, фразу-другую за бабушку и еще одну за дедушку.
Хорошо читать на природе. Помню, «Мертвые души» я проглотила за один уикенд в Матвеевке, под сосной. Остался только песок, взрытый локтями и коленями вокруг дерева, этакое перемещение книги и читателя за тенью от утреннего чая до вечернего шашлыка. Какое наслаждение - Гоголь, хвоя, догадливые и не мешающие души (не сатирика - живые, моих друзей) у дальнего мангала. Но такое возможно летом и после упорных поисков уюта на лоне природы (то есть - без мусорников под кустами и пьяных завсегдатаев, небезопасных для тебя и для твоей книги).
Кстати, чтение выгодно отличается от лекций о литературе и просмотров даже самых лучших инсценировок и экранизаций. В университете меня убеждали, что Плюшкин – скупец и глупец, почти нереальный тип, шарж для смеха, в кино я видела гротескно костюмированного клоуна самых отрицательных свойств. А в строках Гоголя я, самостоятельно и постепенно, открыла трагическую фигуру истинного современника, - и автора, и моего, - во плоти и крови. И не только потому, что я, читая, участвую в создании образа вместе с писателем, а еще и потому. что спектакль и фильм творили люди, уже сбитые с толку трактовкой уже сбитых с толку учителей, а ко мне пришел человек Гоголя в чистом виде. В нем гений писателя и мой собственный скромный опыт. Вот что такое только мое единение с книгой.
И все же самое глубокое и запоминающееся чтение – в читалке. Повторяюсь в который раз: зал предназначен для общения с книгой так же, как неф храма - для общения с Богом.
Как в храме витают души праведников, так в читальном зале тебя окружает дух великих - людей, которые создали твое представление о жизни, твой язык, твою мораль. Порой кажется, что ты слышишь, как скрипят гусиные перья Тютчева и Шевченко, стучат «ремингтоны» Олеся и Ахматовой, шелестят компьютеры Голубковой и Гаврилова…
И нет вблизи наглеца, который посмел бы потревожить, отвлечь тебя от бытия, созданного настоящими писателями и твоим воображением. Тут ли не комфортное чтение!
Анна Слабинская.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике