Люди в восточных областях тоже хотят свободы, но очень простой, начальной...

Мирослав Попович, украинский академик-философ, рассуждает о трансформациях, которые произошли в последнее время в обществе, и культурных связях с Россией, которые необходимо сохранить.
Мирослав Попович, украинский философ-интеллектуал, известный во многих странах мира, знаменит тем, что способен давать удивительно точные оценки происходящим событиям. Почти всю зиму доктор философских наук, академик и член инициативной группы Первого декабря, имеющей немалый вес в обществе, провел на Майдане. Как он сам говорит, «наблюдая процесс создания политической нации Украины».
Впрочем, за свои 84 года Попович оказался свидетелем многих трансформаций украинского общества. Однако то, что произошло в течение последнего года, он считает уникальным для Украины – по мнению академика, долгий процесс рождения нации наконец-то завершился.
Мы сравнительно мирным способом завершаем целую эпоху красной диктатуры, так что удивительно, что мы вообще не полыхаем в гражданской войне. То, что сейчас происходит, не стоит воспринимать как этнический русско-украинский конфликт. Если разобраться, то так не было даже в Крыму. Просто мы переходим от этнического мифа об украинце к ощущению политической нации.
Обратите внимание на то, с кем у нас были этнические конфликты в прошлом. Поляки? Сейчас лучших союзников у нас во всем мире нет. Еврейские погромы? Теперь, когда нам нужно учиться воевать, мы учимся у Израиля. Вечный враг турок и татарин? У нас никогда таких теплых отношений с тюркским миром не было, как сейчас. Даже межгосударственный конфликт России и Украины сейчас не затрагивает сферу подлинной культуры, и это очень хорошо.
Кровь и жертвы не имеют ничего общего с формированием нации – ее нет, пока нет общего культурного единства. Меня радует, что первый, а особенно второй Майданы избавили понятие Украина от «гарнирного» характера. Украинское долгие годы было неким соусом, который покрывал социальные процессы. А сегодня люди с горящими глазами поют «Душу й тіло ми положим…». Они связывают с Украиной все лучшее, вкладывают в это понятие надежду. Это и есть формирование политической нации.
Сейчас рождается народ с единым культурным опытом. И неважно, что люди при этом общаются на разных языках. Моноэтнической нации в современном мире быть не может. Сложно найти более патриотичного ирландца, чем Джеймс Джойс, но он писал на английском языке. А Николай Гоголь хотя и наш писатель, но писал на русском, и если переводить его на украинский, теряется весь колорит гоголевской прозы.
Так происходит во многих странах. Например, у ирландцев в меню пабов названия блюд написаны на двух языках. При этом ирландского никто не замечает, все говорят на английском. А если на каких-то переговорах нужно говорить на ирландском, люди легко на него переходят.
Мы не приемлем патриархальный уклад – это исторический факт. Первым настоящим великороссом был князь Андрей Боголюбский, сын Юрия Долгорукого. Если до него все князья хотели править в Киеве, то он бежал отсюда. Киевский народ никого не слушался, в городах были народные вече – аналоги Майдана. Поэтому Боголюбский перебрался в Суздаль, а затем во Владимир – там он мог править, как хотел.
Это показывает разницу стандартов власти в Украине и России. Наш стандарт ближе к польскому. Причем если поляк получил власть от предков, то казак завоевал ее саблей. В этом смысле мы даже более демократическая нация, чем поляки.
Государственность Майдана воспроизводит культурный опыт Запорожской Сечи. Никто нас не учил, но где-то в национальном подсознании сидело понимание, что можно прийти на площадь и изменить страну. Если люди по копеечке все вместе собирают деньги на армию, можно не беспокоиться – государственные инстинкты у нас есть.
Сейчас мы в очень интересной ситуации: у нас уже есть политическая нация с хорошей культурной основой, но устойчивое государство только создается. Когда-то итальянский политический деятель Камилло Бенсо ди Кавур говорил: «Мы создали Италию, теперь нам нужно создать итальянцев». На самом деле так не бывает. Украина сегодня демонстрирует гораздо более здоровый процесс обретения государственности.
Люди в восточных областях тоже хотят свободы, но очень простой, начальной. Если Майдан хотел «свободы для», то Донецк – «свободы от». Это в итоге и раскалывает Украину, потому что «свобода от» разрывает социальные связи, но не предлагает ничего взамен.
К сожалению, в этой тяжелой картине присутствует еще и российская агрессия. И мне кажется, что, пока Путин жив, Крым будет принадлежать России. И это плохо, потому что делает Крым глубокой провинцией большой России. Между Крымом и Москвой нет живой связи, как между Москвой и Самарой. Оккупация – это просто хамство.
Проблема России в диспропорции, в которой находится человек и государство – тот самый маленький чеховский человек и величие имперской власти. Поэтому ничтожность русского обывателя компенсируется представлением о какой-то исключительности и исторической миссии народа. Иллюзия в самом определении «великого русского народа». Народы не бывают великими, ими бывают государства или отдельные люди, но не народ.
Острота проблемы для России сейчас заключается в том, что вся концепция миссии полетела к чертовой матери. И миссия инициатора Евразийского союза, и миссия хранителя духовных основ православия – не осталось ничего. Ну какую миссию может выполнять сегодняшняя путинская страна? Я убежден, что в России зарождается русский фашизм, и это по-настоящему страшно.
Но действовать путем изоляции тоже невозможно. Для меня идея стены между Россией и Украиной абсурдна. Отношения нельзя терять, особенно с теми россиянами, которые способны нас слышать. Поверьте, это очень много.
Ольга Духнич, (Новое время).

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике