Ящик Пандоры

Пандора. Согласно древним грекам – первая женщина на земле. Именно из ее рук человечество получило неисчислимые бедствия. Открыв некий заветный ларец, она выпустила их на свободу. Осталась в нем только Надежда: настолько страшное зло, что даже Зевс побоялся его выпускать.
В этой истории нет ни правых, ни виноватых. Просто получилось так, что в их семейном «ларце» не осталось даже Надежды. Просто так получилось…
Стюра – так почему-то называли ее обитатели небольшого двора на улице Фалеевской. Соседи и сами не могли вспомнить, откуда пошло это странное имя, кто первым обратился так к смешной девчушке с рыжими хвостиками-косичками, самозабвенно возившейся с дворовыми котятами. Анастасия – Настюша – Стюша – Стюра. Наверное, «трансформация» произошла примерно таким образом.
Девчушка выросла, окончила торговый техникум, вышла замуж за однокурсника, чьи успехи на ниве торговли после перестройки резко пошли в гору. С мужем и сынишкой она давно перебралась из своего «жилкоопа», где все жили одной дружной семьей, в новую кирпичную «башню». А затем и в загородный дом «на Перегоне». Дружно руля семейным бизнесом – сетью продуктовых магазинчиков, Анастасия Петровна (так уважительно называли ее подчиненные) и ее супруг Сергей всегда находили время для возни с маленьким Мишей, рыжиной пошедшим в мать. Родители в чаде души не чаяли. Финансовые возможности позволяли баловать его, холить и лелеять. Иногда – наказывать, но «по справедливости». Миша же, к его чести, рос вполне нормальным николаевским пацаном. Умным, в меру нахальным и добрым. Последнему способствовала непреходящая любовь Анастасии к братьям меньшим. Благо, жилплощадь позволяла: на участке счастливого семейства и днем, и ночью носились несколько разномастных котов и кошек, привечали здесь и «бродяжек».
Паренек вырос, вместе с родителями выбрал вуз и будущую специальность и радостно пополнил ряды «Могилянки».
Счастливая спокойная жизнь рухнула в одночасье и погребла под своими обломками надежды на мирную старость в кругу семьи.
Однажды ночью мобильный Анастасии взорвался тревожной трелью. Михаил накануне отправился в веселую студенческую компанию праздновать чей-то день рождения. Дело молодое, до утра родители его не ждали.
Дрожащий голос – сына? – произнес: «Мама, выручай! Я в милиции, кажется, убил человека... Нужны деньги, много. Я не выдержу, меня бьют и говорят, что отсюда не выйду...».
Спросонья женщина не сразу поняла, о чем речь. Растолкала мужа и, набросив на себя что под руку попало, они выскочили во двор. Трясущимися руками Сергей схватил руль... Анастасия уже сидела на переднем сиденье, еле сдерживая эмоции. Черная «Мазда» мужа набрала скорость за секунды...
Дежурный Корабельного райотдела с сомнением глядел на расхристанную пару средних лет, сбивчиво пытавшуюся объяснить суть дела и добивавшуюся среди ночи встречи «со следователем Петренко». Тщетно сонный правоохранитель пытался втолковать сошедшим с ума от тревоги родителям: следователя с такой фамилией в их райотделе не имеется. И никакого студента-убийцу сегодня не задерживали.
Наконец до Анастасии и Сергея дошло: сына никто не задерживал, ни в одном райотделе города его нет.
Нервный и сердитый, Сергей завел машину: «Что это мы в самом деле? А ну-ка, позвони Мишке!». Тот ответил не сразу – пьяноватым голосом, звучащим на фоне развеселой музыки, сообщил, что никому не звонил. Хотя... Хотя исходящий звонок на телефон Анастасии действительно имеется. «Наверное, ребята подшутили. Все СМИ твердят о телефонных мошенниках, а мы и не верили в то, что взрослый умный человек сможет на такое «повестись».
Сергей пришел в ярость, а на скользкой укатанной дороге этого делать не следовало... Зимняя резина долго сопротивлялась выписываемым надежной «японкой» виражам. Рука дрогнула не вовремя – именно тогда, когда на встречной показался дальний свет огромной фуры, спешащей обогнуть кольцо на въезде в Корабельный район.
Анастасия пришла в себя в травматологии БСМП. Рядом на койке стонала сломавшая на обледенелых ступеньках шейку бедра старушка. Женщина боли почему-то не ощущала. Позже врачи пояснили: перелом позвонка, паралич нижних конечностей. Осторожно, экивоками, намекнули на то, что Сергея спасти не удалось: травмы, не совместимые с жизнью...
Анастасия выкарабкалась. После месяцев, проведенных в больнице и реабилитационном центре, она смогла ходить. Не бегать, как раньше.
Дальние родственники тем временем похоронили Сергея – скромно, как могли. Женщина редко бывала на его могиле: добраться «на Мешковку» для нее стало теперь проблемой. Сына она видеть больше не захотела. Михаил приходил, каялся, даже плакал и становился на колени. Товарки, не единожды сменившиеся в палате, хором уговаривали ее сменить гнев на милость. Но мать оставалась непреклонной. Цветы и апельсины, баночки с икрой и прочие деликатесы доставались врачам и медсестрам, сама она довольствовалась жалкой больничной «пайкой». Правда, благодаря щедрым «продуктовым наборам», отношение персонала к ней было соответствующим. Когда она пошла на поправку, завотделением посоветовал ей своего личного мануальщика – того, кому он сам доверял. Тот и поставил Анастасию на ноги.
Возвращаться в дом, где она была счастлива, женщина не захотела. Оставив его тому, кого она перестала считать сыном, перебралась к родителям, жившим по-прежнему во дворике на улице Фалеевской. После чего они недолго задержались на этом свете: их старые сердца не выдержали трех ударов, последовавших один за другим. Смерть любимого зятя, тяжелая болезнь дочери и ее зацикленность на «предательстве» единственного ребенка быстро свели стариков в могилу. Анастасия осталась одна. Немногочисленные подруги, не одобрявшие добровольного затворничества некогда веселой и обаятельной Насти, «рассосались» сами собой. Кавалеры к ней тоже в очередь не стояли и в штабеля не укладывались. Да и врачи, вздыхая и стесняясь, предупредили ее о невозможности беременности...
Тогда и вспомнили соседи ее прежнее имя. До самого конца никто иначе, как Стюра, ее не называл. А ей было все равно. Возможно, возродить ее душу смог бы квалифицированный психотерапевт, но такой совет ей давать побаивались даже некогда близкие подружки: в качестве контраргумента в их головы летели самые неподходящие для полета предметы. Создавалось такое впечатление, что мир для Стюры потерял всю свою привлекательность.
Ну нет, не всю. Она по-прежнему жалела, лечила, подбирала бродячих котов и кошек. Некоторые, приняв дозу человеческого тепла и лекарств, растворялись в пространстве, а иные оставались, благодаря Стюру по-своему, по-кошачьи. Одни осваивались в ее малометражном пространстве и не желали шагу сделать за порог, другие избрали статус «приходящих». Их она кормила во дворе, неподалеку от «депутатской» детской площадки с песочницей. Особо «доверительные», теплые отношения сложились у Стюры с белоснежной ангорской кошкой, судя по всему, знававшей лучшие времена и имевшей некогда хозяев. «Белоснежка», несмотря на ангельскую внешность, имела довольно гнусный характер. У нее хватало ума не демонстрировать его Стюре и не кусать руку дающего. Но к остальным обитателям дворика кошка относилась, мягко говоря, безо всякого пиетета.
Соседи Стюры были не в восторге от шастающих по лестнице хвостатых-полосатых, устроивших под ступеньками свой «клозет», но, помня о нелегкой судьбе женщины, помалкивали. Угрозы вызвать участкового звучали спонтанно и редко: лишь тогда, когда чей-нибудь подгулявший супружник вляпывался нетвердой ногой в источающую специфическое «амбре» кучку.
Кто знает, сколько бы продлилась эта неистовая любовь к всегородскому кошачеству, если бы не случай, приведший к трагической развязке.
Жильцы квартиры слева от Стюры спешно продали свое небогатое жилище, и вселившаяся туда молодая пара с трехлетним Петечкой попыталась навести свои порядки. Правда, поскандалив пару раз с соседкой и поговорив с умудренными житьем-бытьем рядом со Стюрой бабой Машей и бабой Дашей, притихли. Домашних животных у них не было, но их трехлетний сын находился в том счастливом возрасте, когда любят весь мир.
Однажды сияющий Петечка доковылял до песочницы, у которой поедала свой кусок рыбы «белоснежка», и протянул к ней ручонку: «Киса хорошая!». Та, наученная горькой дворовой жизнью, отпрянула и, взмахнув когтистой лапой, зашипела. Находившаяся неподалеку «на страже» Стюра коршуном подлетела к ничего не понявшему мальчишке, «обидевшему» ее любимицу, и резко оттолкнула его в сторону. Петечка кулем свалился на землю и больше не шевелился. Звериный вой его матери, возвращавшейся в это время с работы, переполошил весь двор. Соседи высыпали из квартир, кто-то вызвал «скорую помощь»... Когда медики погрузили в салон находящегося без сознания ребенка и увезли в больницу на Николаевской, народ опомнился: «А где же Стюра?».
Она исчезла из их жизни сразу и, как оказалось, навсегда.
Поискав ее во дворе, близлежащих магазинах, позвонив в квартиру, откуда доносилось разноголосое мяуканье, соседи ненадолго успокоились: «Испугалась ответственности за мальчонку, ничего – явится, получит «по полной»...».
Стюра не вернулась ни на следующий день, ни через неделю...
Потерявшие покой от воплей десятка голодных, запертых в Стюриной квартире котов, соседи вызвали в конце концов милицию и спасателей, которые взломали входную дверь. Погром, царивший в доме, ужаснул. Некогда столь любимые и внезапно оказавшиеся ненужными животные, погибая от голода и отсутствия воды исцарапали стены и двери, разодрали немудреные занавески. У самого порога лежал трупик котенка, подобранного Стюрой последним. Остальные еще подавали признаки жизни. Даже те из соседей, кто отродясь не заводил кошек, похватали вялые тельца и потащили к себе – выхаживать. Удалось это не всем.
Через пару месяцев участковый инспектор, время от времени интересовавшийся судьбой «подкидышей», сообщил: тело Стюры было обнаружено в камере теплотрассы на улице Строителей. Видимо, в ее и так некрепких мозгах произошел окончательный сдвиг, и она решила спрятаться «под землю». Некоторое время она бомжевала одна, затем завела «сожителя» – в прямом смысле слова. Вместе они натаскали в камеру тряпок и картонок и намеревались таким образом пережить холода. Только мужик оказался крепко пьющим и, будучи «под градусом» – курящим.
Сгорели оба.
Стюру опознали по чудом завалившейся под подкладку видавшего виды пальтеца банковской пластиковой карте – последнему привету из той, счастливой и благополучной, жизни. Она так и не узнала о том, что в больнице Петечку быстро привели в чувство, и, определив у него легкое сотрясение мозга, отправили домой. К маме.
Елена Кураса.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике