Административный ресурс

Пришло смутное время, а с ним – полоса невезения.
Накануне провел уик-энд с юной грацией; в понедельник явилась в его кабинет разбитная матрона и, ни на что не намекая, попросила устроить ее дочь на работу. Была ли это мать вчерашней партнерши, просто ли текла наша непостижимая житуха, - припугнутыми мозгами Лякин не раскинул. Не пообещать тоже не мог, убоявшись развития диалога и прямых намеков. Расстались: гостья с надеждой, а он – с полным неведением, куда кинуться и чем помочь обнаглевшим в кризис женщинам.
Под восьмое марта позвонил сочный баритон и, справившись, туда ли попал, рассказал, как он, в случае повторения, «вдарит Лякина мордой об лавку и портрет».
Встав лицом к пустому углу, Котя божился завязать с адюльтерами и стать Константином Кузьмичом, чиновником, соответствующим своему скромному рангу и перспективе.
Месяц монашествовал, даже по отношению к собственной супруге. И тут поменяли директора. Пришла субтильная, медлительная дамочка лет под сорок. Передвинула стол в своем кабинете так, чтобы сидеть затылком к окну, и входящие не замечали ее милых, едва-едва пробуждающихся морщинок. По-партийному обращалась к подчиненным «на ты», удивлялась, что они зимой отказывают себе в свежих фруктах, а во все поры года, да еще в служебное время поносят власти предержащих.
Такое еще можно снести. Но выяснилось, что Нонна Петровна любила читать по памяти моральный кодекс и поучать нравам встречного и поперечного, отчего от нее добровольно сбежал в Сыктывкар супруг. Теперь она на голодном пайке: часть кавалеров знает, что она бывший партийный, а ныне административный начальничек – и это высоко… другая видит, что она худышка в летах – и это не стоит трудов.
Партийному человеку поститься трудно, потому Нонна Петровна, официально блюдя нравственность, сосредоточилась на Константине Кузьмиче. Для начала повысила ему категорию, исподволь позволила обращаться к себе «на ты», наконец позвала в пустующую квартиру сотрудницы, якобы понятым при поиске служебных документов. Он шел, как на заклание: тренинг ловеласа подсказывал, что все это неспроста, но – зарок!.. Хоть в чем-то хотелось быть последовательным. Рьяно помогал подбирать справки-заявки, плел невнятицу про грабеж среди бела дня, выставлял себя непорочным по простейшей причине: одни дамы видели его чиновником и это высоко… другие разглядели его палкообразность да изношенность – и это не стоило трудов. Был ею резко оборван:
- Не принимай меня за простушку!
Вернулись ни с чем, но с дальнейшими общими разговорами: она – про идейность и высокое предназначение их организации, он – об отсутствии в его квартире холодильника и о вегетарианстве в семье по недостатку средств.
В июльский непродых, под благовидным предлогом, Нонна Петровна распорядилась ехать с нею в дальний район для ревизии. Почему-то не в служебной машине, а маршрутным автобусом. Человека с обширным донжуанским списком не проведешь: третий, то есть водитель – лишний.
- Подышим природой. Помилуемся пейзажами, - суконно, но с придыханием шептала на сиденье рядом директриса.
Дышали слоем пыли на лебеде, обжигались чертополохом и репейником, любовались запустением глубинки. Константин Кузьмич поглядывал на крестьяночку с мускулистыми голенями: она развешивала застиранное, ворсистое белье на заборе, вытягивалась на цыпочках и показывала белые, аппетитные подколенки. Гостиницы в райцентре не оказалось, расселили в разные хаты на разных околицах. Фу, пронесло.
Неугомонная женщина заглянула к главе района, поговорила сам на сам. Вылилось это в драматическую коллизию в духе нашего времени.
Три дня спустя Лякин поссорился с женой и уснул в далекой спаленке. Что происходило в прихожей и на лестничной клетке ночью, он не слышал. Однако утром, пробираясь в туалет, наткнулся на два ящика с яблоками и две решетки с чем-то трепещущим и кукарекающим. Петухи. Третьи! Но откуда они на пятом этаже хрущовки? А приземистый холодильник посреди прихожей? А две торбы с овощами?
- Ночью мужички доставили, - сияя без примирения, щебетала супруга.
- Кто бы это распорядился, - чесал затылок Лякин. – Неужто Нонна Петровна, а?
- Ты ее отблагодари, - посерьезнев, советовала благоверная.
- Взяток она не берет, партийная. Натурой, что ли?
- А хотя бы! – не то шутя, не то в порыве благодарности кинула жена.
Пока говорили, почуяли спертый запах курятника. Распахнули балкон – полдюжины крупных «галанов» вырвались из клетей, сразу нашли выход и, перемахнув через перила, с истошным криком полетели на проспект, на головы ожидающих маршрутный транспорт, спешащих на рынок, зевающих сограждан.
- Матушки свет!
Константин Кузьмич чуть не бросился за добром с балкона. Потом побежал неглиже на самую двустороннюю, обжитую, людную улицу и долго гонялся за петухами по кустам, меж деревьев и колес.
Накрыв последнего галана, он упал на лавочку и хватал воздух. Тут же понял, что воистину друг ему – Нонна Петровна, директор. И полюбил ее в сладком мечтании.
Завязалась неравная и вечная борьба между любовью и долгом. Ее разрешил короткий звонок в обеденный перерыв: из квартиры в квартиру.
- Лякин, ты? – томный и повелительный голос, который не узнать невозможно. И загадочное: - Заходи…
- В кабинет, что ли? – задергался наш сердцеед.
- Дурак! - последовало категорически, и в трубке звякнуло.
Ослушаться женщину и директора – это ослушаться дважды; с третьим проступком увольняют. И два квартала, из хрущовки в сталинку, были преодолены за десять минут.
В неприкрытом виде начальница оказалась весьма не тощей, все остальное у нее было значительно лучше личика. По натуре она явилась – всадницей. Мчалась наохляб, цепляясь за гриву и обжимая шенкелями. Рысь, галоп! И гневно, страстно шептала, рычала, постанывала. И воспитывала:
- Лякин! Ты человек безнравственный… Женатый ведь! Как супруге в глаза смотреть будешь сегодня же?.. Ум-м, с такими коммунизм не построишь!..
Сознание было потеряно. Убитый и счастливый, уже не Константин Кузьмич и не Котя, новый Дон Жуан застал себя одетым и в собственном кабинете. Поначалу думать не мог, потом само подумалось: ну и кадры подбирают в обкомы и на админдолжности! Сила, воля… Знают, чего хотят и с кем хотят. И умеют добиваться.
Домой явился вымытым, благодушным и с газетой в руках. Застал жену с готовым петушиным жаркое и любезным приглашением:
- Садись, труженик. У нас царский ужин. – И уже с куском ароматного крылышка в зубах: - Шефиню свою так и не отблагодарил?..
- Нет… да… еще-еще отблагодарю…
Работа утратила интерес. Лякин сосредоточил все свои знания и усилия на поисках второго дня благодарения. Выскакивал в коридор, когда в щелку видел приближающуюся руководительницу. Пытался проникнуть в ее кабинет. Набирал директорский телефон. Мешали ее спутники, секретарша, междугородные переговоры. А время шло, кончались петушиные запасы, супруга требовала пополнения. Другие сотрудники, мол, имеют постоянный привоз, а ты что, разовый? И правильно ли ты повел себя с благодетельницей?!
Когда ситуация сложилась невмоготу, Лякин принарядился, выбрился, даже надушился. Таким и перехватил Нонну Петровну по пути домой. Красиво отставил ножку, залепетал:
- Наше вам с кисточкой!
- Что вы себе позволяете, Константин Кузьмич? – был сухой ответ.
Женщина с опаской обошла нашего сердцееда, как уроненное бревно. В трех шагах распахнулась дверца легковушки известного тренера, куда Нонна Петровна и нырнула, как в свой кабинет.
После недельного томления Лякин услышал от коллеги:
- Ходок, и ты туда же?.. У этой марксистки – законы царицы Тамары. Оказывает внимание, делает осаду, но - только для премьерного представления! Хорошо хоть не сшибает со скалы в Терек…
- И много пострадавших?
- Широкие возможности – административный ресурс задействован в чистом виде!
… Идут годы, в реальные амуры Котя Лякин больше не кидается. Но перед сном, когда совсем муторно в голове и не чем душу утешить, он с чувством перечисляет: две Марины, Клава, три Аллы, Стеша, Таня Оля, три Вали, Тамила, Тамара, две Анны, Сара, Патимат, одна безымянная в ночном кузове, одна не говорила по-русски, потому ни имени ни подданства не уразумел… Имя Нонны Петровны против ночи не упоминает.
Анатолий Маляров.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике