Теплый город

Каждый раз летом, когда из Москвы в Николаев приезжал дядя Валя, мы с бабушкой с утра отправлялись на рынок и покупали полное ведро раков. Угощение было деликатесное, а стоило – сущие копейки. Ведь рак не рыба, и есть там особенно нечего. Впрочем, говорят, еще великий поэт Пушкин, проезжая по Николаевщине мимо села Кандыбино, пошутил на этот счет:
Рыба не рак –
Кандыба дурак,
Рак не рыба –
дурак Кандыба,
И так, и сяк –
Кандыба дурак.
Дядя Валя жил в Москве, но родился и провел юность у Южного Буга. Он был наш – николаевский, любил раков и знал в них толк. Я же был не прочь полакомиться раковой шейкой, но не любил разбирать жесткий хитиновый панцирь, это занятие казалось мне не стоящим результата. Да и в самом деле – что возьмешь от рака? Разве что заднее место! По этому поводу 90-летняя прабабушка Даша любила повторять старую украинскую прибаутку:
«Бухи, бухи, бухелики,
Зарізали рака,
Усім, усім по стегенцю,
А Петрику ср...ка».
Правдивость прибаутки была налицо – кроме заднего места, в раке есть было нечего.
И, тем не менее, когда посреди стола из гигантской кастрюли на устланное свежей зеленью блюдо вываливали целую гору красных, ароматных, отваренных с душистым перчиком, укропом и лавровым листом, пышущих паром раков, эта картина завораживала, и скромное застолье превращалось в настоящее пиршество.
В остальном еда была самой обычной. Отварная картошечка «американка», жареные бычки, молоденький лучок, свежие огурчики, большие, размером с кулак, помидоры, соленая брынза.
На десерт варили компот, были яблоки, тьма абрикосов, груш, слив, ароматная дынька «колхозница», рябые херсонские арбузы.
По нынешним временам показалось бы странным то, что на столе не было ни водки, ни пива.
Это сегодня водочно-пивное лобби в Верховной Раде превратило страну в море водки, а людей, включая сопливых юнцов – в ее потребителей. В начале 60-х ничего подобного не было. Водка была уделом серьезно пьющих людей (эти пили и самогон, и тройной одеколон, и даже денатурат с черепом и костями на этикетке).
Хорошее пиво появится позже, когда в Жовтневом построят новый пивзавод «Янтарь» и станут варить пиво на настоящем чехословацком оборудовании. Старый Николаевский пивзавод, расположенный по улице Мархлевского (ныне – Макарова), около «пяти углов», потеряет свое значение и будет закрыт.
А пока – николаевцы пили вино. На прилавках советских магазинов в достатке стояли простецкие, не марочные, но натуральные (не порошковые) виноградные вина – «Портвейн», «Вермут», «Кагор». Рангом ниже – густое «Червоне міцне», сухое «Ркацители» и кислое «Перлина степу».
Николаевцы всегда любили пошутить на эту тему. «Чтобы сердцу дать толчок, надо выпить кислячок», – шутили одни. «Чтобы ноги не потели, надо выпить «Ркацители», – вторили им другие.
Популярное «Біле міцне» все звали не иначе, как на медицинский манер – «Биомицин», а стоило оно 1 рубль 7 копеек за поллитровую бутылку.
Плодово-ягодное «Солнцедар» пили только неудачники. Остальные называли его не иначе, как «Чернила», или «Гомула». (Потешно в этой связи звучала фамилия тогдашнего лидера польских коммунистов Владислава Гомулки).
Впрочем, коренные николаевцы (ибо в 60-х уже больше полгорода было приезжих из села) знали толк в хороших марочных винах и умели их достать. Для этого надо было «знать места», где можно было купить самые изысканные отечественные и импортные вина, и не только вина.
Далеко, за железнодорожным мостом, у самого берега, возле старого речного порта, в районе клуба моряков находились два магазина «Торгмортранса». Они снабжались не из города, а прямо с кораблей.
В Николаеве в загранку ходили многие. Оживленная торговля велась тогда и со странами социалистического лагеря в рамках Совета Экономической Взаимопомощи, и с капиталистами.
Часть товаров, увозимых «туда» и привозимых «оттуда», оседала в портовых магазинах.
Здесь можно было купить болгарские овощные консервы, джемы, конфитюры и соки, португальские сардины, индийский чай, хорошие конфеты и, конечно же, вина. Вина были самые разные – румынские, венгерские, крымские, молдавские.
Особенно запомнились красное венгерское «Promoncor» (боюсь ошибиться в написании), золотистый массандровский «Кокур» и нежное молдавское «Фетяска», что в переводе значит «Девушка».
Остальные продукты покупали кто в магазине, а кто – на рынке. Отправляться на рынок принято было «по холодку», пока солнышко еще не набрало силу и пряталось за деревьями. Торгующие из ближних сел подтягивались с товаром к 4-5 утра, а к 6.00 рынок открывался. Ходить на рынок позже, или, как говорили, «в свинячий голос», считалось непристойным.
Всего несколько кварталов вверх по улице 8 Марта. Мимо клумб, на которых росли «ноготки» и «майоры», «петунья» и «ранняя зорька», вился хмель и «крученый паныч». И ты оказывался на рынке. Именно на рынке, который построили в начале 60-х, а не на базаре, как звали его испокон веков.
Старый базар был расположен там, где сейчас стоит городок «Сказка» и областной Дворец культуры.
Отличий между базаром и рынком было много. Старая базарная площадь была замощена булыжником. Площадь у Центрального рынка – покрыта асфальтом. Прилавки старого базара были в основном деревянные, на центральном же рынке просторными рядами стояли каменные прилавки со столешницами из мраморной крошки. Павильон на старом базаре был расположен на месте, где сейчас в «Сказке» -
амфитеатр и замок, и не шел ни в какое сравнение с новым – просторным, высоким павильоном Центрального рынка с огромными окнами и лепными барельефами, на которых изображены то петух и курочки, то коровка, то хрюшка.
Вдоль старого базара по Глазенаповской (Декабристов) были расположены лабазы, в которых еще с царских времен были оборудованы глубокие подвалы-ледники. Зимой туда завозили лед с реки. Летом он медленно таял, сохраняя в помещении низкую температуру. На Центральном колхозном рынке в таких подвалах не было нужды. Холодильники были оснащены мощным морозильным оборудованием.
Прилегающие к старому базару улицы имели соответствующие названия: Привозная, Рыбная, Сенная. По булыжникам грохотали подводы, подвозя товар. Рядом же с Центральным рынком был расположен автовокзал и 180-метровая телевышка, а по Херсонской, переименованной в проспект Ленина, мчались легковушки, мотоциклы и грузовики.
На рынке товар был дороже, чем в магазине, зато можно было торговаться. Это сейчас продавец, стоящий на рынке, является реализатором чужого товара и не имеет права сбрасывать цену. Раньше все было по-другому. Торговцы продавали свое. Перекупщиков (спекулянтов) знали в лицо и не любили. Сторговав у торговца товар всего на несколько копеек дешевле, ты выигрывал какой-то конкретный продукт. Напомню, что за 20 копеек в те времена можно было купить буханку хлеба, за 3 копейки – стакан газированной воды с сиропом, за 1 копейку – коробку спичек. А положив на кассу один рубль в столовой, можно было съесть комплексный обед – первое, второе, третье плюс пару кусочков хлеба. Как говорится – жить было можно.
Покупать товар не торгуясь считалось дурным тоном. Вроде как человек строит из себя сильно богатого. Трудовую копеечку принято было считать и ценить – зарабатывалась она на николаевских заводах ой как нелегко!
Кроме того, торгуясь с продавцом, человек невольно общался, обменивался эмоциями, шутил, иногда ругался. Это сейчас, сунув продавцу купюру и буркнув под нос название товара, человек бежит дальше от прилавка. Раньше, бывало, у прилавков задерживались надолго, спорили, обсуждали новости. С новостями в советское время было туговато. Официальная печать сообщала одно и то же – о социалистическом соревновании, о передовиках производства, о войне во Вьетнаме, а в рубрике «их нравы» – о росте разводов и наркомании в США. Как шутили скептики о наших газетах: в «Известиях» нет правды, а в «Правде» нет известий…
Умение продавца общаться было одним из залогов успешной торговли на рынке. Ведь базар – это своеобразный клуб. В нем многие знают друг друга, имеют свою репутацию. Здесь есть свои авторитеты и изгои, пророки и нищие. Кстати, нищенство пресекалось незамедлительно. Просить подаяние в стране, где полно рабочих мест и нет безработицы, не разрешалось ни под каким видом.
В Николаеве раньше многие жители знали друг друга. Так было до войны, так было сразу после нее. Но вскоре в город нагнали массу приезжих со всех концов Союза. Обстановка изменилась. Как-то в магазине на углу Фрунзе и Херсонской подвыпивший дедок-старожил, недоуменно озираясь по сторонам, бормотал себе под нос: «Кто все эти люди? Кто они? Это все иноземцы!».
Впрочем, среди коренного населения по-прежнему были личности, известные всем, имевшие в городе репутацию и своеобразный авторитет.
Одним из таких народных любимцев и базарных трибунов был Лева-тачечник.
В 60-х годах грузовых такси еще не было, поэтому мелкие грузовые перевозки осуществляли тачечники. От восточных рикшей их отличало только то, что они возили не людей, а грузы. Их тачки с деревянными бортами и на колесах от подводы сновали от рынка по городу, развозя кому мешки с зерном, кому рулоны рубероида, а кому гардероб. Когда заказов не было, тачечники ставили тачки на дыбы (оглоблями кверху), садились в них, как в кресло и спали, ожидая клиента.
Сухощавый с виду Лева был знаменит тем, что не просто возил тяжеленные грузы, толкая тачку перед собой, но и умел пообщаться с клиентом, сыпал прибаутками. «Я быстро еду, как «Победа»! – любил приговаривать он. Такой вот сервис.
В домах еще было полно старой мебели – длинноногие подставки под цветы, этажерки, комоды, буфеты, венские стулья и кресла. Металлические кровати с панцирной сеткой и спинками с набалдашниками.
Никакой фанеровки, никаких прессованных опилок, только натуральное дерево, часто уже поеденное шашелью. Точеные ножки, резьба по дереву, стекла с фасками по краю. Каждое из этих произведений мебельного искусства украсило бы сейчас любую антикварную лавку, а раньше было обычным предметом обихода. Старая мебель, подсвечники, семейные фотографии в деревянных рамках создавали в доме неповторимую атмосферу семейного гнезда. От них веяло теплом и романтикой старых времен.
Вспоминая Николаев 60-х, я говорю себе – это был теплый город, и жить в нем было тепло и приятно.
Женя Желдоровский.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике