Клуб николаевских аквалангистов «Садко» – живет! Но мог бы жить лучше

Несколько знакомых киевлян-яхтсменов, увлекающихся историей, обратились ко мне с просьбой помочь в сборе информации, а также найти судоходные карты Днепро-Бугского лимана, ориентируясь на которые они смогли бы поискать затонувшие в этих водах суда. Я с энтузиазмом откликнулся на их просьбу и начал поиски документов, но быстро убедился, что задача эта не из легких. Знающие люди подсказали: надо искать не “карты сокровищ”, а тех, кто уже занимался поиском и подъемом затонувших кораблей и судов либо их частей. Не сразу, с большой долей случайности, я и познакомился именно с таким человеком – Владимиром Николаевичем Туровским, бессменным капитаном водолазного экспедиционного бота “Буревестник”, активным участником Николаевского клуба подводного поиска “Садко”.
Капитан оказался щедрым и отзывчивым человеком, без современных формальностей и денежного залога отдал незнакомцу личные карты и предложил свою помощь. Не наша вина, что яхтенный поход киевлян не состоялся, да и вряд ли бы он завершился осуществлением их планов по поиску “турецкого фрегата времен обороны Суворовым Кинбурна”. Почему? Об этом и многом другом мы не раз говорили с Владимиром Туровским. С каждой беседой я все больше убеждался, что передо мной не только умный и незаурядный николаевец, но и смелый, влюбленный в водную стихию собеседник. Побывал я и на боте, походил по его кубрикам, постоял в “святая святых” любого судна – камбузе. Сам автомобилист со стажем, убедился, что управлять штурвалом, а не рулем, – не одно и то же: судно подчиняется штурвалу с задержкой, и если у тебя нет необходимого рулевого опыта и ты поспешишь изменить курс поспешными движениями, бот будет “рыскать”. Тогда выход один – звать капитана.
Слушая немногословного Владимира Николаевича, как-то с тоской начал понимать, что в нынешние времена вряд ли было бы возможно то, что удавалось членам клуба несколько десятков лет назад, в предыдущую историческую эпоху, где увлеченность и труд были достаточными условиями для осуществления мечты людей, верящих в себя и в возможности страны, где они родились. Мне захотелось услышанным поделиться, вот и появилось это интервью с капитаном Туровским.
Это о нем написал сорок лет назад Арсений Рябикин, спецкор журнала “Вокруг света” в своем очерке «Эхо Черного моря»: «...шуршали над головой тысячами крыльев первые предосенние скворчиные стаи, летящие на Джарылгач. И все эти звуки заглушал “Турецкий марш” Моцарта. Каждый вечер его неутомимо играл бородатый аквалангист Володя Туровский, студент Николаевского кораблестроительного института».
– Владимир Николаевич, так с чего все началось?
– Божие провидение (улыбается). Родился я на Житомирщине, в лесных краях. Работал в шахтах на Волыни и учился вечером в политехе, но захотел строить корабли и перевелся в Николаевский кораблестроительный институт. После его окончания начал работать на новом судостроительном заводе “Океан”. Там и проработал всю трудовую жизнь, около четырех десятков лет, мастером проверочных работ на стапеле.
– А увлечение подводным делом когда пришло?
– Еще в институте, в 1965 году. Я пришел в секцию аквалангистов при морской школе ДОСААФ. В то время в СССР только начали появляться такие секции подводного спорта. Позже я познакомился с Михаилом Николаевичем Коноваловым, главным энтузиастом и крестным отцом нового клуба подводного плавания, который позже был назван “Садко”. Вот я в него и пришел. Познакомился с людьми, ставшими моими добрыми друзьями на многие годы жизни. Это были специалист по подводным съемкам Анатолий Корчагин, сварщик от Бога Виталий Кудря, техник Володя Шкуратовский, Загоруйко, Терновский и другие. Коновалов рассказывал об экспедиции 1956 года, когда был организован поход на погибший 23 сентября 1941 года героический эсминец “Фрунзе”. Участвовали в обследовании затонувшего корабля аквалангисты из нескольких городов. Тогда удалось демонтировать бронзовые буквы названия, и одесситы их передали в музей Черноморского Флота.
– А как “пошли под воду”? Когда и как начались первые погружения?
– Это было не сразу. Группа молодежи все в том же памятном 1965 году прослушала курс теоретической подготовки, сдала экзамены и начала готовиться к практическим занятиям. Их нам сначала организовали на Березанском лимане, но в тот день штормило, видимость при погружении была малая. Особого впечатления не было. Но уже на следующий день погода успокоилась, нас перевезли в район Очакова, и там я по-настоящему ощутил, что передвигаюсь с поплавком по дну Черного моря. Тогда применялись акваланги “Украина–1” и “АВМ–1М”, с одноименными масками и ластами. С таким снаряжением можно было погружаться на глубину до 15 метров. Со временем я убедился, что это снаряжение было далеко не совершенно, но тогда я чувствовал себя настоящим подводником. И понял тогда, что это увлечение на всю мою жизнь, так как именно здесь проявляются моральные качества человека: умение преодолеть страх и всегда быть готовым оказать помощь члену команды, так как речь идет о жизни и смерти человека без всякого преувеличения.
– А были ли случаи, когда люди не смогли преодолеть страх нахождения под многометровой толщей воды?
– Могу рассказать об одном таком случае. У нас был Толя У., заводской электрик. Хороший хозяйственник, и, вероятно, он тоже планировал ходить под воду. Однажды меня с ним в паре послали очищать от ила отсеки затонувшей шхуны. Добрался я до места и начал черпать ведром. Работа шла медленно, и я решил посмотреть, как идут дела у напарника. Нашел его в начале ходового конца, он обнял трос и не двигался дальше. Я знаками показываю: пошли за мной, будем дальше очищать, а он вертит отрицательно головой. Хотел его взять за руку и успокоить, а он лезет по ходовому вверх. Так и не смог человек себя преодолеть и ушел из клуба.
– А как для вас началась «подводная» жизнь?
– По-настоящему я начал работать как водолаз-аквалангист в экспедиции 1966 года. Мы, четверо студентов НКИ, приехали на берег Березанского лимана для обустройства лагеря. Туда же пришла на баркасе экспедиция во главе с Коноваловым. С ним были Копыченко, Шкуратовский, Шульруфер, Кудря, Корчагин и другие. Мы планировали заняться поиском шхуны “Дельфин”. Нам тогда казалось, что это будет несложная задача: нам бы только выйти в море. Искали тралением – два яла по шесть гребцов и на каждом яле по водолазу. Когда трал цеплялся за какое-то препятствие, тогда под воду шел аквалангист и проверял зацеп. Это была тяжелая и изнурительная работа, но никто не роптал. Моими учителями были Виталий Кудря и Анатолий Корчагин. С последним я и совершил первое погружение. Сначала все шло нормально, а затем все тело у меня непроизвольно сильно задергалось, дыхание резко участилось. Первая мысль была – скорей назад, но как-то взял себя в руки. А причина была в резком изменении температуры воды. Верхний слой, где-то метров пять – 25 градусов, а глубже – 13, она показалась ледяной. Вот от этого неожиданного перехода и возникла реакция организма. Посидел я в этой новой температуре, чуток пообвык и иду в глубину дальше. Мрак усилился, и я достиг грунта. Лег на грудь. Одно ухо продулось, а второе нет, боль такая, как-будто иголку в него вталкивают. Вспомнил, что учили голову поднимать и резко опускать. Вроде получилось, и боль отпустила. Когда я поднялся на поверхность, то была полная маска крови, это лопнули кровеносные сосуды в носоглотке. В этот день я еще несколько раз нырял, хотел закрепить полученные навыки, но вечером сильно разболелись голова и зубы. Коновалов запретил ходить под воду и оставил в лагере на берегу. В это время нашли какую-то затопленную шхуну, но это оказалась не моторная, а старая парусная шхуна. А “Дельфин” найти так и не удалось.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее о шхуне “Дельфин”.
– Это судно представляет исторический интерес. Сейнер подорвался на мине в апреле 1944 года в районе Очакова, на расстоянии 4-5 миль. На судне находился штаб 1-го гвардейского укрепрайона. В ту ночь штормило, и все люди, за исключением связиста Мухина, погибли. На шхуне был сейф, в котором должны были быть документы тех бойцов десанта Ольшанского, имена которых долгое время оставались неизвестными. В поиске “Дельфина” нам помогал и смотритель местного маяка Мотронюк, который спас Мухина и по запомнившимся ориентирам указал место трагедии. Однако время и ежегодные многотонные перемещения ила и песка сделали свое дело, несколько лет поисков успеха не принесли. Были разные находки, части старых судов, якоря и многое другое. Удавалось поднимать стрелковое оружие, корабельные орудия с эсминца «Фрунзе», буксира «Байкал». Мы их передали в Николаевский музей судостроения и флота, где они сейчас и находятся.
– А какими плавсредствами располагал клуб?
– Вначале это был экспедиционный моторный баркас с неприхотливым дизелем. Во время войны он числился в составе вспомогательных десантных судов Черноморского флота, а когда выслужил свой срок, его бесплатно передали “Садко”. Аквалангисты своими силами его капитально отремонтировали и назвали “Дельфин-2”. Он послужил большую службу подводникам, помогал зарабатывать денежные средства для приобретения приборов, снаряжения, топлива. Выполнялись хозрасчетные работы по обследованию пляжей, ниток газопроводов, различные портовые работы. В середине семидесятых годов клубу, по ходатайству известного писателя-мариниста Анатолия Елкина, был подарен военный тральщик водоизмещением сто пятьдесят тонн, списанный из состава ВМФ, но поддерживать такой серьезный в эксплуатации корабль клубу оказалось не под силу. В конце 80-х годов пришлось его сдать на порезку. В 1975 году руководство завода “Океан” передало клубу водолазный бот “Буревестник” 1952 года рождения. Больше десяти лет мы его ремонтировали, и до сих пор он служит нам верой и правдой. Грузоподъемность судна – 50 тонн, топлива берет до двух тонн, это позволяет пройти около 600 миль, то есть почти тысячу километров.
На “Буревестнике” мы ходили по разным маршрутам: на Тендру, Кинбурн, в Ягорлыцкий залив, к Голой Пристани, всего не перечислишь. Команда состоит из четырех человек, три кубрика на 12 мест. Уходить от родного причала доводилось и на десять суток. В последние годы, несмотря на финансовые трудности, удалось приобрести две радиостанции, навигационный прибор GPS, газовую плиту с баллонами и многое другое, без чего в море не выйдешь.
– Кто помогал и помогает сегодня “Садко”?
– Бот “Буревестник” после передачи клубу всегда базировался в акватории “Океана”, у насосной станции. Неоценимую поддержку нам оказывали бывшие директора завода Нодари Викторович Чантурия и Николай Павлович Романчук, Василий Викторович Федин, заместители директора Василий Иванович Хмыз и Виктор Францевич Олигорский. Наши расходы по пребыванию судна у причальной стенки мы сократили до минимума, где-то до тысячи гривен за год.
– Сколько сейчас в клубе членов?
– К сожалению, активных немного, всего человек десять. В преклонных годах пребывает Коновалов, но эстафету от отца приняли сын Игорь и внук Вячеслав, ушли из жизни Кудря, Шкуратовский, совсем недавно ушел Миша Терновский. Нет уже с нами Толи Корчагина, но его дело продолжают сыновья Вячеслав и Константин. Последний, кстати, создал интереснейший сайт – «Навигатор – Садко», где можно ознакомиться со многими незабываемыми буднями клуба. Сегодня на “Буревестнике” часто бывают братья Скляровы, Денис Гладковский, старший помощник капитана Николай Гвозденко. В данное время председателем клуба избран сотрудник кораблестроительного университета Василий Торубара. Помещения у клуба нет. Если среди читателей будут люди, которым небезинтересна судьба уникального николаевского клуба, можно звонить по телефону – 0678007070, есть и электронный адрес – ltalisman@pochta.ru . Будем рады каждому обращению к нам.
Беседовал
Анатолий Пацюк.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике