У войны – своя логика

О борьбе советского народа с фашизмом написаны тысячи книг, сняты сотни фильмов, и всегда основное внимание уделялось героизации доблестных воинов, партизан, активистов подполья. О другой жизни – буднях обычных людей, страданиях, выпавших на их долю, особенностях быта в условиях оккупации – говорилось меньше. Но этой другой жизни было намного больше. Кого-то война ломала, кого-то вытачивала, словно снаряд, кто-то терял навсегда родных, близких, а кто-то, наоборот, находил то, что в привычной мирной жизни найти невозможно.
Представления об этой жизни дают воспоминания очевидцев. Их, современников, способных к живому рассказу, осталось мало – годы берут свое. Поэтому я обратился за помощью к Евгению Парамонову – человеку, внимательно изучавшему Николаев периода фашистской оккупации. Много информации он почерпнул у родных и близких, оказавшихся в эпицентре тех событий.
Прогулка
в историю
Мы встретились в Каштановом сквере, и мой собеседник предложил прогуляться центральными улицами. Идем по Спасской.
– Здесь раньше жила моя семья, – Евгений указывает на дверь небольшого здания. – Сейчас здесь находятся, в основном, магазины, а раньше был так называемый Тузькин двор, занимавший целый квартал. Назван был по имени купца Тузихина. Когда-то он выкупил здесь пустырь и захотел на нем построить нечто вроде восточного караван-сарая. Но мечту воплотить не удалось. Купец умер, и его жена распродала дома. Один из них попал в руки немца Дуккарта. Тот самый дом, в котором при оккупации жил легендарный разведчик Виктор Лягин.
Николаев, перед тем, как его оккупировали немцы, не был надежно защищен. Он не готовился к обороне. Все произошло очень быстро. Не успели опомниться, как город заняли.
Как таковой, возможности эвакуироваться у местного населения не было. Советская власть в первую очередь вывозила оборудование заводов, а простые люди в большинстве случаев были брошены на произвол судьбы. Кто-то пытался покинуть город самостоятельно. Семья Парамонова, к примеру, дошла до Нового Буга, но части Красной Армии отходили быстрее. В результате пришлось вернуться в Николаев.
Под оккупацией город прожил более двух лет – с 18 августа 1941 года по 28 марта 1944-го. В центральной части в квартиры к николаевцам по законам военного времени подселяли немцев, румын, мадьяр – всех, кто принимал участие в оккупации. Видели здесь и калмыцкие отряды. Местное население их боялось больше, чем немцев. Они были очень жестокими, и могли сделать что угодно.
В самом центре квартала находился штаб корпуса. Туда подъезжали шикарные немецкие машины, из которых выходили офицеры. Однажды отец Евгения увидел офицера с рыцарским крестом. Видимо, гость был высокопоставленным.
Сегодня здание, в котором расположен комплекс областного управления Национальной полиции, украшает красивый массивный балкон. Во время оккупации каждый раз 20 апреля вывешивался огромный портрет Гитлера с надписью: «Гитлеру – визволителю».
Идем дальше по улице Декабристов. Слева – Центральный райотдел Национальной полиции. В период оккупации в этом здании находились казармы.
Когда оккупанты вошли в Николаев, населению была дана команда сдать все радиоприемники, чтобы люди не слушали Москву. Сносили их в Организации Тодта.
– В ту пору приемники были очень тяжелыми, и для их разгрузки из концлагеря «Шталаг» специально пригоняли военнопленных. Они были очень голодными – смотреть страшно. Из соседних домов люди им выносили поесть – пару картофелин, кусок хлеба. А однажды два пленных бойца в кровь подрались из-за сухих стручков акации, – делится Парамонов воспоминаниями отца.
При немцах никто о гражданском населении не заботился. Существовала трудовая повинность, и ты должен был работать, когда скажут. Евгений вспоминает, как его мама рассказывала одну любопытную историю. Девушек, которым едва исполнилось 14 лет, заставляли разгружать вагоны с тяжелыми сырыми досками. И однажды к ним подошел вальяжный немец, сделал замечание: «Что же вы так близко к вагону бросаете доски? Он проехать не сможет». Решил показать, как нужно бросать. Взялся, а доска возьми, и прямо под колеса упади. Ему стало так неудобно за то, что опозорился при девушках, что он покричал, а потом внезапно исчез.
В оккупации каждый перебивался, чем мог. Брат отца Евгения, 15-летний парень, чтобы прокормить себя, чистил на улице сапоги. Люди часто ездили в села менять что-то на еду. А обменивать было что. Перед тем, как в город зашли немцы, а наши его покинули, был короткий период безвластья, и за эти два дня были опустошены магазины.
Горькие слезы освобождения
Движение у врага начало ощущаться в начале 1944 года. Николаев был наполнен войсками, сюда поступало много раненых. По всей протяженности нынешней улицы Декабристов – от Адмиральской до Херсонской (Центрального проспекта) был вырыт большой противотанковый ров. Улица была разрыта полностью.
В тот день ребята гуляли во дворе. Слышат на улице шум. Выглянули из ворот и видят, как со стороны Адмиральской по полной выкладке с автоматами бегут два немца. На головах каски, за плечами одного из них большой ранец. Вдруг останавливаются, ломом открывают колодец. И тут, заметив пацанов, кричат по-немецки: «Уходите прочь отсюда!». Затем достают из ранца динамитные шашки, поджигают, бросают в колодец – и бегут к другому. Так они подрывали колодцы связи.
– У войны – своя логика, – говорит мой собеседник – Она полностью меняет принципы, по которым живут люди. Вот, говорят, немцы применяли тактику выжженной земли. Да, применяли. Точно так же, как и наши, отступая. Исходили из правила: все, что ты не взорвал, достанется врагу, и завтра может быть использовано против тебя.
На углу Спасской и Соборной – там, где сейчас бойко идет торговля, до войны была гостиница «Лондонская» – в то время одно из самых ярких архитектурных сооружений города. На первом этаже находился шикарный ресторан, выше – номера. При отступлении наши войска гостиницу сожгли.
Немцы занимались тем же самым. Перед уходом из Николаева взрывали и жгли. Вот почему в центре города после войны построено так много «сталинок» – красивые исторические здания, находившиеся на их месте, при оккупации уничтожили.
Но перед этим гитлеровцы основательно готовились к обороне. По центру вырыли десятки траншей, в цокольных помещениях установили пулеметные гнезда. Перегораживали направление с севера на юг, намереваясь воспрепятствовать передвижению советских войск.
Через дорогу, там, где сейчас СБУ, находились жилые дома, а за ними на Фалеевской стоял обычный жилой двухэтажный дом. Немцы его подорвали, сравняв с землей.
Чуть дальше – 15-я школа. Она была построена еще до войны. Потом в ней оборудовали госпиталь. Немцы не стали ничего менять и сделали из школы свой госпиталь. Когда отступали, в стене между окнами вырубили ниши для закладки тола. Но заложить и взорвать не успели – неожиданный десант Ольшанского перепутал гитлеровцам все планы, и в городе началась суматоха. Поэтому многие дома, как планировалось ранее, взорвать не смогли.
А вот здание на углу Декабристов и Большой Морской, где предположительно находился николаевский офис Организации Тодта, оккупанты подожгли изнутри. Языки пламени долго вырывались через сожженные окна, ужасая и без того мрачную картину того времени.
Тот поджог объяснялся желанием уничтожить следы преступлений. Организация занималась грабежами на оккупированной территории. Велся строгий учет, сколько вывезено в Германию – разного рода ценностей, картин, живого скота и даже грунта. Они же занимались фортификационным строительством.
По словам Е. Парамонова, перед тем, как уходить из Николаева, стали больше угонять людей на работы в Германию. Для них человек был, прежде всего, рабочей единицей.
– Моего деда угнали, – рассказывает он. – До этого несколько недель прятался в сараях, зарос и однажды, не выдержав, вышел к крану побриться. Его тут же схватили, повязали и отправили в Германию. Он там вкалывал, а когда война закончилась, возвращались в Николаев кто как: кто на крышах поездов, кто на угольных ящиках.
Как утверждает Евгений, 28 марта, в день освобождения, в Николаеве было холодно. Шел мокрый снег. Из-за того, что радиоприемников ни у кого не было, новость об освобождении города разлеталась через «сарафанное радио».
– Когда наши входили в город, у многих жителей было странное чувство неопределенности, – признается мой экскурсовод по прошлому. – Освободили, но что будет дальше, никто толком не понимал. Сразу стали выяснять, кто кем был во время оккупации, кто сотрудничал с немцами. Потом начали хватать всех «пиджачников». Так называли совсем необученных гражданских. Требовалось пополнить поредевшие ряды бойцов Красной Армии. Им давали винтовку, и вперед – бить врага. Даже форму не выдавали. Большинство впоследствии полегли на поле боя.
Отец рассказывал сыну, как хоронили ольшанцев. Мальчишки побежали на площадь, где сейчас мемориал. Стоят, ждут. И вдруг видят, как Соборная наполняется народом. Море людей. Хоронить вышел весь город. Над толпой, как по реке, плывут десятки гробов. Потом их поставили у выкопанных могил. Сказали речи, в честь героев прозвучал салют, люди заплакали.
– Некоторые не понимают значение этого мемориала, – сетует Евгений. – Они видят только то, что наверху. А под ними в земле лежат останки десятков людей. Нужно понимать, что это – военное кладбище, расположенное в самом центре города. Монеты бросают, чтобы вернуться. Как будто это фонтан.
И действительно, к мемориалу, при всем понимании его сакральности для Николаева, отношение нередко бывает неоднозначным. Здесь, к примеру, часто можно увидеть молодоженов. Но они лишь фотографируются, выполняя свой церемониал, никак не связанный с историческим контекстом этого места. А как было бы здорово, если бы каждая новая семья начинала свою жизнь с возложения цветов к мемориалу ольшанцев – в знак благодарности за то, что они сделали для поколения их дедушек, бабушек, всего города, в котором живут, и который многие из них называют таким удивительным словом – Нико.
Игорь Данилов.

Источник: Вечерний Николаев | Прочитать на источнике